Book.

– Я думаю… – прошептал де Шене, судорожно сжимая в кулаке огрызок дубины гугеня, – черный ход искать… не стоит… рассветет совсем скоро… Войдем через парадное… и начнем искать… с первого этажа…

Спорить никто не стал. Настороженно озираясь по сторонам и беспрестанно ощупывая отчаянными взглядами зияющие слепой чернотой окна, великолепная пятерка стремглав форсировала лужу и прижалась к стене замка, дрожа от возбуждения и задыхаясь, будто ожидая в любой момент окрика или удара магической молнии.

Никого. Ничего. Тишина…

Шевалье, невзначай оказавшийся в голове штурмового отряда, безмолвно сделал округлый жест согнутой в локте рукой: нам за угол.

Вперед.

Повинуясь сигналу, люди медленно двинулись к углу, отделяющему их от лестницы, гостеприимно манившей своими черепохранилищами.

План рыцаря был понятен. Успеть проникнуть в замок до рассвета. Потом успеть покинуть его до… Нет. Просто: успеть покинуть.

Пригибаясь и стараясь вжаться в камень, словно это могло помочь, выскочи кто-нибудь внезапно из-за угла, крошечный отряд спешно продвигался вперед, лихорадочно вслушиваясь во всё скрывающий шум дождя. Люсьен дошел уже до самого угла, как вдруг чародей истеричным шепотом выкрикнул «Стой!» – и все застыли в тех позах, что были – нелепый горельеф безумного мастера.

– Что слу… – недовольно начала было принцесса, и прикусила язык.

Тяжелое хлопанье крыльев теперь услышали все, а секунду спустя из-за стены, из предрассветного полумрака, залитого дождем, вылетела огромная странная птица и плавно скрылась за углом. Послышался скрежет – словно железа о камень, звук падения чего-то большого и мягкого, и голос – гнусавый, ворчливый, хриплый голос, то ли бранящий кого-то, то ли жалующийся. В ответ на тираду, к изумлению шевалье, раздалась мелодичная низкая трель, словно певчая птичка размером с овечку толковала с хрипатым. Еще пара слов – и с той, и с другой стороны – и снова о камень скрежетнуло протяжно, захлопали тяжко крылья, будто матрас выбивали, и загадочный летун взмыл в мокрое темное небо и пропал за стеной.

– Путь свободен, – обернулся Люсьен спустя полминуты.

– Что… кто… это было? – нервно сверкая глазами, спросила принцесса.

– Не знаю, – передернул плечами шевалье. – Что-то большое, зеленое и безобразное. Если бы не крылья. Шипастая жаба с крыльями доброго духа, вот на что это было похоже.

– Жаборонок, – с первой ноты угадал Агафон. – А второго сумел разглядеть?

– Тоже большой, зеленый и уродливый, – не стал утруждать себя разнообразиями описаний де Шене.

– Еще один жаборонок? – удивилась Грета.

– Нет, на двух ногах, в одежде и без крыльев. Этот… жаборонок… принес ему какого-то зверя, бросил, почирикал и улетел.

– Так этот, второй, был гугень? – насторожился Лесли.

– Д-да кто его в темноте да за дождем разберет… – неуверенно пожал плечами Люсьен. – Может, и гугень. Хотя одежды на нем, кажется, было побольше, чем на том.

– Это слуга Гавара! – озарило принцессу.

– Повар? – предположил чародей, и желудок его отозвался с голодным энтузиазмом, едва не заглушая слова своего хозяина.

– Может, и повар, – согласно кивнул шевалье, снова выглянул из-за угла – осторожно и медленно – и снова подал разрешающий знак: – Пойдем, тихо всё!

И вновь, прижимаясь к стене, компания потекла – плавно, но спешно – к зияющей черепами лестнице, по выщербленным гранитным ступеням вверх, согнувшись прокралась вдоль стенки под окнами, прислушалась у двери – никого… и юркнула внутрь, снова прижавшись к стене.

Дверь, распахнутая настежь, может, десятилетия назад, покосилась, врезаясь углами резных дубовых створок в мягкий мрамор пола, и петли ее заржавели, покрывшись буро-красными бугристыми наростами коррозии словно коростой. На белом когда-то полу у входа в пугающий своей невидимой огромностью приемный зал собралась изрядная лужа, то и дело вздрагивающая рябью от врывающегося в пустое гулкое помещение гуляки-ветра. Агафон взял наизготовку палочку и прислушался до звона в ушах, до боли, до галлюцинаций… Никого.

– К-куда теп-перь? – испуганной мышкой пискнула Грета.

Де Шене сделал ей знак молчать, крадучись вышел из миниатюрного пруда, исполняющего обязанности придверного коврика, и опустился на колени.

– Посветить? – шепотом, едва слышным из-за отдаленного громыхания удаляющейся на покой грозы, предложил маг.

– Угу, – буркнул рыцарь.

Агафон вывел в воздухе нужный узор, и палочка замерцала матовым розовым светом по всей длине. Шевалье устремил на палочку встревоженный взгляд, хотел что-то сказать, но подумал получше, махнул рукой, и тихо и проворно стал перемещаться вокруг берега лужи. Студиозус, поняв всё без слов, поспешно засунул предательски мигающий светильник в рукав так, что наружу выставлялись только последние сантиметров пять. Рыцарь оторвался на секунду от своего занятия и благодарно кивнул.

– Что он делает? – насторожился дровосек.

– Ищет следы зеленого, – не задумываясь, проговорила принцесса. – Везде сухо, а там, где он прошел, должна быть вода.

– Откуда вы знаете… ваше высочество? – не вспомнив вовремя о прецедентах и последствиях, неосторожно спросил Лесли, и тут же испуганно прикусил язык и сжался, ожидая взрыва. Но вместо обычной издевки Изабелла промолчала, и едва проникающий свет зарождающегося восхода пробежал по ее осунувшемуся грязному лицу, таинственно играя и меняя оттенки выражения.

– Неважно, – наконец, прошептала она и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

Тем временем волшебник и Люсьен, исчезавшие ненадолго во тьме, вернулись, и шевалье, торопя арьергард, резко взмахнул рукой:

– Пойдем! Мы нашли кухню!

– Ведите, – решительно мотнула головой Изабелла.

Но де Шене, будто не слыша, подошел к необычно притихшей дочке бондаря и заботливо поинтересовался:

– Как твои ноги?

Грета скрипнула зубами.

Давно промокшие волшебные валенки приобрели вес и комфорт колодок каторжника. Розовая краска неспешно стекала с них, собираясь под ногами в лужи цвета жизнерадостного поросенка. Калоши, почувствовав себя в родной стихии, незаметно отрастили рыбий хвост и плавники, пытались пуститься в самостоятельное плавание, а когда снова и снова не получалось – открывали розовый рот и раздраженно лязгали железными зубами.

– Босиком было бы еще хуже?… – неуверенно предположила девушка.

Потом подумала еще раз, со смачным хлюпаньем выбралась на относительно сухое место и решительно стянула своевольную обувь. Освобожденные валенки неловкой утиной походкой тут же затопали наружу, спрыгнули с крыльца и, плеща хвостами и прихрюкивая, довольно погрузились в мутную лужу.