Один из них наклонился и, похоже, потыкал в огонь кочергой, разбивая не прогоревшие поленья. Задремавшее было пламя встрепенулось, подскочило, подсвечивая стоявшую вполоборота фигуру, и тут же метнулись пучками разноцветные искры драгоценных камней – словно шатт-аль-шейхский калиф в вывернутом наизнанку плаще Гаруна аль-Маруна заглянул на огонек – озаряя зеленую кожу, безволосое лицо и голову, уши, похожие на рога, и колючие черные гребни вдоль рук и ног.
Чародей вздрогнул и юркнул назад.
– Что там? – нетерпеливо прошептал рвущийся в бой де Шене.
– Двое бугней, – загробным голосом ответил маг.
– Кого?…
– Чего?…
– Бугней. Тех зеленых уродов из легенды. Телохранителей Гавара. Родственники гугней – только поумнее, позеленее, и любят всё блестящее и красивое.
– А ты не путаешь? – прищурилась принцесса.
– Рост за два метра, усыпанные самоцветами словно елка в калифском дворце, зеленые… Угадай с трех раз, кто это?
– Оружие есть? – ничуть не обескураженный новостью, требовательно уточнил Люсьен.
– Наверное…
– Тс-с-с-с! – сердито шепнула Изабелла. – Они снова заговорили!
И люди опять прильнули к щели.
– …Давай человека женщину? – спрашивал тем временем бас.
– Хозяин тебя самого потом!..
– Давай?… – не отставал хрипатый. – Вкусно!
– Уйди, – был неизменным непреклонный ответ.
Тогда гурман сменил тактику.
– Гдддр, зачем хозяину человек женщина? Не нужна! Бугни ее есть – хозяин спасибо сказать!
– Зачем? Тебя не спросить, Грррм!
– Давай! Не заметить хозяин!
– Уйди.
– Кусочек? Маленький?
– Молчи! – яростно рявкнул кулинар, но в голосе его дрогнули и зазвенели на всю кухню басовитые струны сомнения.
– Давай ногу? – услышал вожделенную музыку и усилил атаку хрипатый.
– Скоро…вородкой… кинуть? – пригрозил искусителю [17] повар.
– Не нужно человеку женщине ногу! Убежать с ногой! – отыскал еще один убойный аргумент настырный – или измученный змееконной диетой – Грррм. – А бугень – ловить как дурак!
– Убежать, точно…
– Да в болоте утонуть, с ногами вместе… Добро пропадать!
– Пропадать… – задумчивым эхом вздохнул повар.
Изабелла гневно дернулась, и только проворное вмешательство шевалье не позволило переключить зеленым гурманам внимание с ножек герцогини на голову ее племянницы.
– Я требую немедленно разделаться с этими мерзкими людоедами! – прошипела принцесса, вырываясь из крепкой хватки Люсьена. – И как ты смеешь прикасаться ко мне, нахал!
Агафон сжался: казалось, звук пощечины мог быть слышен на другом конце кухни даже за дверью и на фоне кулинарных дебатов бугней.
– Если так называемые рыцари и великий маг сию секунду не вылезут из своей норы, то я пойду сама и…
– Расцарапаете им морды? Выскажете всё, что про них думаете? Дадите пощечину – если допрыгнете? С которого начнете? – ушатом холодной воды пролились на пылающий гнев королевской дочери слова недрогнувшего шевалье. – А если кричать еще громче, то они придут сами, и вам не придется утруждать себя дорогой через кухню, ваше высочество.
Принцесса глухо рыкнула, закусила губу, сжалась, словно пружина арбалета, и замолчала – то ли осознав всю нелепость своего порыва, то ли собирая новые аргументы и силы.
– Как ты посмел притронуться к ее высочеству? – сообразив, что может, наконец, сказать что-то, за что не будет обруган или высмеян, Лесли набычился и свел брови на переносице.
– Если это был вызов… – сверкнули в ответ недобрым огоньком очи де Шене.
– Тихо! – шикнула вдруг за плечо не отрывавшаяся на очередное представление Грета. – Они выходят!
– За тетушкой?! – снова взвилась Изабелла.
– Не знаю! Пока вы там… развлекались… заглядывал еще один бугень, позвал этих, и они выходят… вышли! Без еды!
– К тетушке?!..
– Заходим быстро! – выпустил из рук принцессу и рванул тяжелую створку на себя шевалье.
Петли коротко скрипнули.
– Никого? Точно? – замешкался, не желая покидать относительную безопасность, Агафон.
В дальнем конце коридора за их спинами, словно в ответ, послышались медленные шаркающие шаги, и отряд моментально и дружно, оставив сомнения, юркнул в образовавшуюся щель.
Вприпрыжку, не отрывая взглядов от двери в дальнем конце кухни, готовые при первом же признаке возвращения бугней шмыгнуть во тьму пустого камина, спасатели тетушек за полминуты домчались до противоположного конца поварни. Рядом с горящим камином – скорее, в качестве сиденья для повара, нежели как кухонная утварь – лежал перевернутый котел. Над огнем обреченно обугливался на вертеле огромный бесформенный кусок мяса. У стены в тени разделочного стола, растянувшись во всю длину, лежал со сломанной шеей небольшой змееконь – добыча, принесенная дрессированным – или дружественным – жаборонком бугням на завтрак. Чуть поодаль расположился объемный ларь.
Шестым чувством не евшего почти сутки человека его премудрие понял, что и где ему сейчас больше всего надо, подобно самонаводящейся стреле устремился к ларю и без раздумья распахнул крышку. Компания радостно охнула, на мгновение позабыв и про томившуюся где-то в сердце вражеской цитадели герцогиню, и про бугней, и даже про Гавара.
– Колбаса!..
– Сыр!..
– Репа!..
– Хлеб!..
– Набираем и прячемся! – скомандовал Люсьен, осторожно выглянул из полуоткрытых дверей, осмотрелся и выскользнул в опустевший коридор.
По первому пункту блиц-плана шевалье уговаривать не надо было никого.
Даже если бы повар разрешил своему обжоре-приятелю приобщиться к кулинарным благам человечества, вряд ли он причинил бы припасам колдуна больший ущерб, чем четверо голодных, как сто рукоедов, людей. Сыр, колбаса, репа, хлеб, зелень, редиска – все пошло если не сразу в рот, то в карманы, за пазуху или в подол. В считанные секунды недельные запасы Гавара уменьшились едва ли не в половину, и только тогда экспедиционный корпус, превратившийся в отряд фуражиров, вспомнил, зачем он здесь, и заметался: куда?…
И где де Шене?
Дверь глухо скрипнула, заставляя людей подскочить, роняя экспроприированное, и в кухню просунулась голова Люсьена.