Или, по крайней мере, некоторое время сдерживал свою дурашливость. Как любая природная сила, она искала другие каналы выхода. В классе Элиан был безнадежен, и порой дело заканчивалось тем, что он неподвижно валялся на полу, что несколько сбивало разговор о, скажем, водоносных горизонтах.
Например, однажды мы заспорили, почему дети в обителях говорят по-английски – Тэнди решила, что это будет на сегодня тема ее недовольства культурным неравенством. Да Ся процитировала Изречения: «Фигово. Надо, чтоб они на чем-то одном говорили».
– Он не бог, – ответила тогда Тэнди. – Талис – не бог, а Изречения – не святое писание.
– Но близко к тому, – медоточиво улыбнулась ей Да Ся.
Тут перебранка стала уже общей. Грего (балтийский дворянин, на которого давил груз русского имени) принял сторону малых языков, Тэнди говорила о культурных приоритетах, а Хан (который вообще упустил суть спора) начал излагать простейшие признаки, по которым можно опознать бога.
– Как я это вижу, – Элиан расплылся в улыбке, с которой он обычно ожидал возможного разряда, – тот, кого можно вырубить приличной электромагнитной бомбой, – не бог.
Удар по нервной системе сшиб его со стула.
Элиан появился в моей жизни, как некогда появлялись на средневековых небесах кометы, как сейчас появлялись из-за горизонта Лебединые Всадники, отражая крыльями свет. Он пришел как знамение судьбы. Но когда он катался по полу класса, одновременно хватая ртом воздух и хохоча, ничего зловещего в нем не было. Глупость – да. Безумие – возможно. Но слишком много человеческого, чтобы свести к символу.
Как бы то ни было, он разбирался в садоводстве. Есть в обителях такие – новички, как правило, – которые считают, что садоводство ниже их достоинства. Но не Элиан. Он знал, как приготовить компостный чай и организовать капельное орошение, что такое дурнишник и листогрызы.
– Как-никак, – говорил нам Элиан, – я из семьи фермеров-овцеводов.
– Овцеводов? – переспросил Хан. – Тогда что ты тут делаешь?
Милый Хан. Так медленно выдавал ответы, но так часто ляпал невпопад. Ясно же, совершенно неприлично спрашивать о прошлом ребенка-заложника. Там может крыться много боли, и ничего хорошего не выйдет, если бередить эти раны.
Но Элиан не обиделся. Он оперся ногой о лопату и поднял в воздухе воображаемый бокал.
– За мою бабушку. Мать моей матери – Уилма Арментерос.
Уилма Арментерос занимала в Камберлендском альянсе должность министра стратегических решений – новейший из множества эвфемизмов, которые американцы придумывали для обозначения человека, отвечающего за войну. Я читала про Уилму. В последнее время я долгие часы провела за изучением тонких сухих листов последних новостных распечаток, пачками сложенных на столе для географических карт. Сводки распечатывали на специальной бумаге, которая легко разлагается в почве. Они были такими сухими, что просто вытягивали влагу из кожи. Я читала их, пока ладони тоже не начинали сохнуть. Потом трескалась и принималась кровоточить кожа между пальцами. Но я не могла не следить за войной, которая шаг за шагом приближалась ко мне.
Уилме Арментерос в этих газетах уделялось немало внимания. Ее прапра-какой-то дедушка руководил эвакуацией Майами. Один не настолько дальний предок был министром единства в тот период, когда войны за питьевую воду окончательно разорвали на куски бывшие Соединенные Штаты. По всему, нынешняя представительница семьи была теневым президентом молодого государства, силой, стоящей за камберлендским троном. Неудивительно, что Талис потребовал заложника от нее.
И ей повезло, что у нее было кого отдать. Если бы не возлюбленный внук… «Помните, было время, когда короли обязательно должны были иметь детей? – сказано в Изречениях. – Я требую от вас иметь детей. Хочешь быть королем – должен иметь детей. Хочешь быть президентом, хочешь быть генералом, хочешь быть верховным лордом-барабанщиком отставной козы? Если в твоей компетенции все взорвать, я требую, чтобы у тебя были дети».
Понимал ли Элиан, почему на него пал выбор – и что выбрал его не только Талис? Элиан здесь потому, что Уилма Арментерос его любила. Но очевидно, недостаточно, чтобы избежать его назначения заложником. Недостаточно, чтобы поступиться своим положением.
– Моя мама хотела держаться вне политики, – сказал Элиан. – И знаете, ей удавалось держаться от нее достаточно далеко. Вышла замуж за нищего фермера из Кентукки – из холмистой части. Рядом с речкой Ликинг [9] .
– Ликинг? – повторила Да Ся, словно не веря неожиданной удаче.
– У южного притока, – проворчал Элиан, потерев лицо рукой.
– Ты уже выслушал все возможные шутки на эту тему? – спросил Грего.
– Наверняка еще немало осталось, – хмыкнула Тэнди.
– Умолкни, – с достоинством ответил Элиан. – Итак, мама. Вышла замуж за еврейского фермера из богом забытого городка близ водного источника. Приняла веру мужа и поселилась с ним, чтобы жить долго и счастливо да овец пасти. Но потом все равно пришел Талис и забрал у нее сына. – Он сдвинул шляпу на затылок и стер пот со лба рукавом. – Отец не хотел, чтобы я ехал, но Лебедин…
Под одеждой у него шевельнулись пауки.
Элиан замолчал, перевел дыхание, чтобы прийти в себя, и вернул шляпу на прежнее место.
– И вот я здесь. Как бельмо на глазу.
Даже надзирателей, наверное, озадачила эта фраза, ибо на сей раз его не тронули.
Пика своей бесшабашности Элиан достиг в конце августа, в тот день, когда козы вырвались на свободу.
Я была в молочне, мы с Аттой, Зи и Тэнди делали сыры. Хан и Грего учили Элиана доить коз. Когда уходили, Элиан плохо запер калитку. От выросшего на ферме парня можно было бы ожидать большей сознательности, но, может быть, овцы не такие умные, как козы. Или, может быть, так поступил бы Спартак, если бы за каждым его шагом следили, а его тело было бы измучено электронными побоями. Спартак поковырялся бы со щеколдой, отвернулся в нужный момент, и козы обрели бы свободу.
Если задуматься, великий гладиатор вполне мог бы так освободить львов. А потом привязал бы им к хвостам факелы и сжег Рим на столетие раньше.
Всякий, кто считает, что козы приносят меньшие разрушения, чем горящие львы, плохо знает коз.
Не важно. Мы у себя в молочне ничего не знали, пока не поднялся крик. Оказалось, что козы пролезли через калитку и направлялись к грядкам с дынями. Среди Детей перемирия дыни любят почти все, потому что есть их надо сразу, как только они созревают. Когда наступает сезон дынь, сладкое не ограничивается. Поэтому все, кто был на улице, поспешили защищать грядки, все кричали и махали руками. Когорты четырнадцати-и пятнадцатилетних, которые воевали с пыреем на свежих грядках капус ты, похватали мотыги и в быстром темпе прибыли к мес ту битвы, четким порядком, как римский легион.