Первым делом Дарби позвонила Биллу Джордану. Он не ответил, и она оставила ему голосовое сообщение с просьбой перезвонить как можно быстрее.
Ей удалось дозвониться на сотовый Нейла Джозефа. Дарби объяснила, что ей нужно, и попросила его съездить в Данверс и разыскать Джордана.
Карета «скорой помощи» только отъехала от крыльца, когда позвонил отец Ханны. Голос его звучал сдавленно, он задыхался от волнения.
— Детектив Джозеф только что ушел. Я рассказал ему о вашем напарнике, но он попросил меня перезвонить вам и сообщить обо всем.
— Сообщить о чем?
— Примерно час назад мне позвонил ваш напарник и сказал, что вы нашли Ханну. Он сказал, что с ней все в порядке и что я могу не беспокоиться. Я спросил у него, могу ли поговорить с Ханной, но он извинился и сказал, что должен заканчивать разговор, чтобы помочь вам. Он повесил трубку, позабыв дать ваш номер. Мне сообщил его детектив Джозеф. Вы не могли бы передать трубку Ханне, мисс МакКормик? Я должен услышать голос моей девочки, просто услышать. Пожалуйста, прошу вас! Мы здесь с женой чуть с ума не сошли от беспокойства.
— Ваша дочь сейчас направляется в больницу.
Дарби пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить его в том, что Ханна жива.
— Этот мужчина сказал еще кое-что, перед тем как повесить трубку, — заявил мистер Гивенс. — Он сказал, чтобы я не волновался, что справедливость восторжествует. Это его собственные слова. Как зовут вашего напарника? Мы с Трейси хотели бы поблагодарить его.
В подвале на стене был укреплен скользящий поддон, а рядом с ним находилась дверь, запертая на магнитный замок.
Дарби помогала полиции Роули обыскивать комнаты. Когда они обнаружили пластиковую карточку-ключ, пришлось вызывать пожарную бригаду, чтобы взломать дверь.
Дарби дала показания двум детективам из полицейского участка Роули. Были сделаны необходимые телефонные звонки. На место преступления вызвали судебно-медицинских экспертов из криминалистической лаборатории штата, но их прибытие ожидалось только через несколько часов. В интересах следствия, а также чтобы сэкономить время, полиция Роули согласилась привлечь к делу экспертов из Бостонской лаборатории. Все участники расследования были обязаны обмениваться найденными уликами и собственными выводами.
О том, что случилось с Ханной Гивенс, каким-то образом стало известно средствам массовой информации, и к двум часам ночи небольшая тихая улочка оказалась запружена фургонами службы новостей и репортерами, которые надеялись получить эксклюзивное, пусть даже неофициальное, интервью. Дарби наблюдала за ними из окна спальни, думая о том, жив ли еще Уолтер Смит.
Джонатан Гейл стоял в холодном помещении старого корпуса заводоуправления в пригороде Вернона, штат Коннектикут. Малколм Флетчер выбрал это место из-за уединенного местоположения. Поблизости не было других построек, здесь не горели уличные фонари. Ближайший дом находился в десяти милях отсюда.
Все хлопоты взял на себя доктор Карим. Один из его людей привез Гейла сюда. Что касается алиби для властей, то в данный момент Гейл спал в номере отеля в Нью-Йорке.
— Никто не знает о том, что вы здесь, — заверил Флетчер. — Идите по коридору, а потом поверните налево.
Освещение в заброшенном здании не работало, но Гейлу вполне хватало лунного света. Он снял пальто и протянул его бывшему психологу-консультанту.
— Разве вы не идете со мной?
— Это дело из разряда тех, которые лучше выполнять в одиночку, — ответил Флетчер.
На Джонатане Гейле были кроссовки, джинсы и старая толстовка Гарвардского университета, очень похожая на ту, что Эмма подарила ему на день рождения. Это Флетчер посоветовал ему надеть старую, но удобную одежду. Кроме того бывший специальный агент вручил ему пару латексных перчаток, которые следовало надеть под кожаные. Одежду, перчатки и куртку, которые были сейчас на нем, нужно будет потом упаковать в мусорный пакет и передать Малколму Флетчеру, чтобы он сжег их.
Коридор закончился. Гейл повернул налево и перешагнул порог комнаты, слабо освещенной лунным светом.
Уолтер Смит, человек, который убил Эмму, был привязан к стулу, стоявшему на расстеленном брезенте, углы которого были прижаты камнями. Глаза его закрывала черная повязка. Несмотря на кляп во рту, он что-то бормотал, шевеля губами.
Лицо мужчины было жутко изуродовано, его сплошь покрывали рубцы и шрамы. Он походил на чудовище.
Он и есть чудовище, папа. Он похитил меня, избивал, а потом выстрелил мне в затылок и столкнул в реку Чарльз. Он убил Джудит Чен и собирался убить еще одну девушку, Ханну Гивенс. Он настоящее чудовище.
На брезенте лежали молоток, револьвер и охотничий нож. Револьвер, по словам Малколма Флетчера, был тем самым, из которого Уолтер Смит застрелил Эмму и вторую студентку колледжа, Джудит Чен.
Гейл поднял револьвер. Он оказался удивительно легким.
На протяжении многих недель он мысленно готовился к этому моменту, проигрывая в голове различные сценарии и пытаясь выбрать наиболее удовлетворительный. Просто выстрелить этой твари в затылок казалось ему слишком милосердным поступком. Гейл хотел, чтобы убийца его дочери увидел пистолет у него в руках. Он хотел видеть выражение ужаса и безнадежности в его глазах и наслаждаться им, ожидая, пока душевная боль утихнет хотя бы немного. А потом он произнесет имя Эммы и выстрелит этой твари прямо в лицо.
Или, быть может, чуточку продлит удовольствие…
Гейл ступил на брезент. Тварь не повернула головы на звук его шагов и продолжала бормотать с кляпом во рту. Гейл сорвал с его лица повязку.
На лице чудовища было какое-то странное выражение. Глаза его были широко раскрыты и не мигая смотрели куда-то вдаль. Гейл повернулся и увидел там лишь пустой угол комнаты. В нем не было ничего заслуживающего внимания.
Тварь не пошевелилась, не подняла голову, лишь продолжила нечленораздельно мычать, пережевывая кляп. Гейл вытащил его.
— Богородица Дева благодатная Мария, я с тобою, благословенна ты в женах и благословен плод чрева твоего. Уолтер…
Существо молилось — звучала исковерканная и извращенная молитва Богородице.
— …Дева Мария, Матерь Бога нашего и Уолтера, помолись за нас грешных сейчас и в час нашей смерти, аминь. Богородица Дева, благодатная Мария, я с тобою…
Гейл приставил револьвер к голове чудовища. Оно не вздрогнуло, не отдернулось, не вскрикнуло и не заплакало. Оно вообще никак не отреагировало. Все мышцы его напряглись и окаменели, но оно все молилось и молилось.
— Посмотри на меня, — приказал Гейл.
Существо не подняло головы.
Гейл сунул руку под толстовку и сжал в ладони медальон Эммы. В груди у него, смешиваясь с любовью к дочери, жарким пламенем полыхала ненависть, которую он вынашивал в себе на протяжении всего последнего года. Его любовь к Эмме не исчезла и не стала меньше… Тварь должна страдать. Это существо заслужило страдание.