Тристан бросился в коридор и выключил сигнализацию. Затем быстро вернулся и открыл дверь.

– Бодро, старина!

– Тристан, мальчик мой!

– Что это у тебя? – спросил Тристан, глядя на человека, к груди которого Бодро прижимал дуло ружья.

– Я думаю, поймал взломщика, да, – сказал Бодро. – Нашел его, когда он крался здесь рано утром. Я пытался с ним поговорить, но он не хочет со мной разговаривать. Вот я и привел его к тебе.

Сэнди ахнула. Даже после того случая, когда он заглядывал в окно ее спальни, она считала Мюррея человеком хорошим и добрым. С другой стороны, Бодро видел, как он выходил из дома с ее планшетом, а Тристан застал его подглядывающим за ними в бинокль. Сейчас он казался насмерть перепуганным.

– Он был вооружен? – спросил Тристан.

– Можно сказать и так, – усмехнулся Бодро и достал из своего кармана смартфон и небольшой бинокль. – Не такое уж опасное оружие, если только не попадет в дурные руки.

– В чем дело, Мюррей? Я видел тебя ночью, когда ты прятался за стеной моего гаража с этим биноклем. Мне известно, что это ты утащил планшет моей жены.

– Мистер Дюшод, пожалуйста, можно мне с вами поговорить? Я пытался объяснить все мистеру Бодро, но он не стал меня слушать.

Сэнди заметила, что Мюррей стал хуже говорить по-английски. Может, от страха. Он был явно напуган. Лицо его покрылось потом, и вообще он выглядел так, будто его тащат на виселицу, настолько осунулось его лицо и запали глаза.

– Пожалуйста, мистер Дюшод! – умолял он.

– Тристан! – позвала мужа Сэнди, чтобы попросить его не слишком жестоко обращаться с беднягой. Но Тристан отмахнулся от нее.

Сэнди рассердилась. Она подошла к двери и скрестила на груди руки, намереваясь присутствовать при разговоре. Тристан бросил на нее хмурый взгляд, но она проигнорировала его.

– Где он был? – спросил он Бодро.

– Вон там. – Бодро показал на дальний конец гаража. – Он собирался выйти из-за гаража, подкрасться к дому и сделать снимки.

– Мюррей, – быстро сказала Сэнди. – В чем дело? Почему ты за нами шпионишь?

– Сэнди! – прикрикнул Тристан.

– Он напуган, – бросила ему Сэнди. – Разве ты не видишь?

– Еще бы! – сказал Бодро. – Я направил свою двустволку прямо ему в сердце.

– А вы не думаете, что он напуган не только потому, что попался? – Она подошла еще ближе. – Мюррей, я знаю, что в день похорон ты только хотел оттащить Патрика от моего окна. И я это понимаю. Твоему сыну сколько? Всего семнадцать? Но ты боишься чего-то еще, так ведь? Чего, Мюррей? Скажи нам, не бойся.

– Черт возьми, Сэнди! – Тристан оттащил ее за руку. – Не подходи к нему так близко. Кто знает, что он может сделать.

Мюррей отчаянно замотал головой.

– Нет-нет! Я ничего вам не сделаю, миссис Дюшод. Только не вам. Простите меня, простите!

– Успокойся, Мюррей, – настаивала Сэнди. – Почему ты просто не скажешь нам, что случилось?

– Перестань, Сэн! – сердито прервал ее Тристан. – Он не раненый щенок и не заблудившийся котенок. Возвращайся в дом и предоставь нам с этим разобраться.

– Нечего меня отсылать домой, как девочку. И хотя бы развяжите его! – Она снова шагнула к рыбаку. – Бодро связал его так, будто собирается зажарить на вертеле.

– Я следил за ним, и я поймал его, как ты и хотел, Тристан, – заявил Бодро. – Но я сделал это не ради награды, да за него никто и не даст награды. Так что мне с ним делать?

Тристан тяжело вздохнул и повернулся к Чо.

– Мюррей, ты станешь говорить? Скажи, зачем ты сюда пришел? И не думай врать или что-то выкинуть, понял?

– Да, сэр, да-да, конечно, я все скажу.

Тристан кивнул Бодро, и тот, поставив двустволку к двери, дернул за кончик веревки и одним махом развязал Мюррею руки.

Мюррей мгновенно оттолкнул Бодро в сторону и бросился бежать, хотя Бодро связал ему и ноги.

Тристан сразу кинулся за ним, хотя понимал, что вряд ли сможет его догнать. Даже стреноженный, Мюррей имел преимущество перед Тристаном с его больной ногой. Однако Тристан продолжал его преследовать, несмотря на мучительную боль в левой ноге.

Внезапно Мюррей споткнулся о кочку и упал. Тристан остановился и, согнувшись, открытым ртом хватал воздух. Бодро пробежал мимо него и, ухватив Мюррея за шиворот, заставил его подняться на ноги.

– Еще раз попробуешь сбежать, и я угощу тебя полным зарядом дроби, n’est-ce pas?

Мюррей отчаянно закивал.

Тристан выпрямился, но еще не отдышался.

– Отведи его… в дом… Бодро… И опять свяжи ему руки.

– Тебе не надо было бежать, – сказал Тристану Бодро. – Навредишь себе, да и только.

Тот только метнул на него гневный взгляд, возмущенный тем, что это было сказано при Мюррее. Теперь он был совершенно уверен, что рыбак работает на его врага.

– Идем! – прикрикнул Бодро на Мюррея, таща его к дому. – Давай шевелись.

Тристан брел сзади, оберегая больную ногу, пока не восстановил дыхание. За всю свою жизнь он не чувствовал себя таким слабым и униженным. Он злился и ужасался своему бессилию.

«Ну уж нет!» – одернул он себя. Он восстановит свою силу и подвижность, сделает все, чтобы стать прежним. А до тех пор придется смотреть правде в глаза. Он не может защитить Сэнди и их ребенка, кроме как при помощи ума и сообразительности, а против его врагов со смертельным оружием этого будет маловато.

Глава 8

Когда Тристан доковылял до кухни, Мюррей уже сидел у стола, а Бодро прислонился спиной к двери во двор, держа рыбака под прицелом ружья. Сэнди как раз поставила перед Мюрреем стакан воды, предложила второй Бодро, сказав:

– Вы не могли бы опустить свое ружье?

– Нет, мэм, мисс Сэнди, ни за что, – проворчал Бодро. – И спасибо, мне воды не нужно.

Сэнди недовольно посмотрела на него, затем перевела взгляд на Тристана и нахмурилась.

– А вот я бы с удовольствием выпил холодной воды, – сказал Тристан.

– Еще бы! – язвительно заметила Сэнди. – С чего это ты ринулся вдогонку? После того что пережил, и с больной ногой? Ты что, убить себя хочешь?

Тристан, измученный болью, усталостью и унижением, заскрипел зубами, едва удерживаясь от резкого ответа. Он понимал, что она просто волнуется за него, но не мог не думать, что отныне все будет именно так: он станет пытаться завоевать ее уважение и доказывать, что, несмотря на покалеченную ногу, не перестал быть мужчиной, а она – видеть в нем беспомощного инвалида.

Ему вдруг подумалось, что он пробыл у Бодро дольше необходимого только потому, что боялся посмотреть правде в глаза: после такого ранения ему никогда уже не стать прежним.