Вскоре она вспомнила укол иглы и чей-то голос, обещавший, что скоро ей станет лучше, она успокоится. Она посмотрела на левое запястье. Часов не было.
Это понятно: в хирургии нельзя иметь при себе ювелирные украшения.
Хирургия? Значит, ее оперировали? Откуда-то всплыло воспоминание о мужском голосе, который объяснял ей, что она ничего не будет чувствовать, затем резкий яркий свет, больно ударивший по глазам.
Интересно, сколько сейчас времени. Она прищурилась на часы, висевшие над белой доской, но в зеленоватом сумраке не смогла рассмотреть положение стрелок.
Внезапно ей стало невероятно важно узнать, который час. Она потянулась к звонку вызова. Еще ее мучила сильная жажда.
Нащупав кнопку звонка, она повернула голову и вздрогнула, увидев кого-то рядом на стуле. Вид этой темной фигуры вызвал новые воспоминания, на этот раз о бесконечных вопросах. И сразу все вспомнилось. Сыпавшиеся на нее вопросы начались с врачей «скорой помощи» и продолжались в приемном покое.
Но это было ничто по сравнению с допросом, который учинили ей шериф, агент внутренней безопасности, член правления губернатора Луизианы и симпатичный, но очень сдержанный молодой человек, который так и не назвался.
А теперь еще один незнакомец, ожидающий, когда она проснется. Ну уж нет!
– Нет, – пробормотала она. – Больше никаких вопросов. – Сначала она сама кое о чем спросит.
Она снова потянулась к кнопке, чтобы попросить медсестру увести этого человека, но не смогла найти ее. Сраженная внезапной усталостью, она опустила голову на подушку.
– Ну? – пробормотала она, опуская веки. – Что вам надо?
Человек молчал. Она приподняла голову, чтобы рассмотреть его. Он сидел в неловкой позе, опустив голову, и спал.
Она наклонилась влево, стараясь разглядеть его лицо в зеленоватом сумраке. И вдруг у нее стукнуло сердце.
– Тристан!
Он пошевелился и поднял голову. Она протянула ему руку.
– Привет, Сэн. – Он сжал ее руку. – Ну, как ты? Медсестры сказали мне только, что ты спокойно отдыхаешь.
– Ах, Трис, – вздохнула она, не веря своим глазам. – Тристан, мой милый, мой дорогой Тристан!
И в следующую минуту ей вспомнилось все-все, начиная с пожара и кончая доктором, который говорил ей о чуде, о ее ребенке.
Она неуверенно заговорила:
– Помню, я пришла в себя в приемном покое и подумала, что последние несколько дней мне приснились. Мне казалось, что я снова вернулась в тот мир, где считала тебя погибшим.
Он взял ее за руку и стал целовать ее пальцы.
– Нет-нет, я не погиб, – шептал он. – Чувствуешь меня? – Он продолжал осыпать легкими поцелуями ее руки, плечи, лицо. – Что тебе сказали врачи? Они извлекли пулю? Ребенок жив?
Сэнди улыбнулась.
– Доктор сказал, что нам невероятно повезло. Ребенок прекрасно себя чувствует.
Тристан прижался к ней лбом, и ее пронзило восхитительное тепло. Она закрыла глаза, когда он приподнял голову, чтобы поцеловать ее в губы.
Но тут перед ней возникла картина летящих пуль и брызг крови. Она сосредоточенно посмотрела на мужа.
– А ты как? – Она оглядела его.
Он был в хирургическом костюме. На лице его виднелись царапины, наверное от веток, глаза запали от усталости, но он был здесь, рядом, живой!
Он легонько сжал ее руку.
– Со мной все в порядке, не волнуйся.
– Правда? А Бодро?
– Он тоже здесь. Мы же в Хуме, в больнице церковного прихода Терребон. Сегодня днем Бодро выпишут. Одна из пуль проложила у него в волосах пробор не в ту сторону, – улыбнувшись, сказал он. – А его поместили сюда, потому что пуля, угодившая в предплечье, вроде раздробила ему кость.
– О нет! – охнула Сэнди. – Как он будет обходиться с одной рукой?!
– Не бойся, ему вставили в кость несколько штырей и сказали, что рука прекрасно заживет. Хотя будет ныть во время дождливой погоды.
– Надеюсь, что заживет.
– Он спрашивал о тебе, хочет прийти, как только позволят врачи.
– Правда? А я бы подумала, что ему не терпится вернуться домой.
– Ну, это конечно.
Она замолчала и смотрела на мужа. Вставало солнце, и в комнате стало светлее.
– Тристан, скажи, ты правда хорошо себя чувствуешь? Ты был здесь все время?
Он покачал головой.
– Нет, мне пришлось давать показания. Меня доставили самолетом в Вашингтон. Наверное, хотели своими глазами увидеть, что я жив.
Она нахмурила брови.
– Правда?
Он криво усмехнулся.
– Шучу, конечно. Это обычный порядок – доставлять человека для расспроса после… происшествия.
– Ты выглядишь таким усталым. У тебя была возможность отдохнуть? Врачи смотрели твою ногу?
– Да, со мной все в порядке.
– В порядке? Это все, что ты можешь сказать после всего, что случилось?
Тристан опустил ограждение кровати и, нагнувшись, стал гладить ее по голове.
– В органах внутренней безопасности тщательно обследовали мое психическое и физическое состояние. Мне пришлось побеседовать во всех организациях города: ФБР, ЦРА, УСБ. Еще меня направили в медицинский военный центр Уолтера Рида. Наверное, придется делать операцию, но это может подождать.
– Операцию твоей ноги? Тристан, может, ее смогут вылечить!
Он сдвинул брови.
– Посмотрим. Вот. А вернулся я сюда вчера вечером. Часа три беседовал с шерифом, потом примерно в половине девятого пришел к тебе, но ты спала. Мне разрешили здесь остаться в качестве утешительного приза, потому что только и сказали, что вы с малышом спокойно отдыхаете.
Он встал и поцеловал ее в губы.
Сэнди охватило полное блаженство при мысли, что Тристан здесь, живой, и этого уже ничто не изменит. Она открыла глаза и в первый раз по-настоящему вгляделась в него. Лицо его было бледным, осунувшимся и встревоженным. Ей так хотелось, чтобы он снова поцеловал ее, но, видя его состояние, она только сказала:
– Их арестовали, да? Этих бандитов?
– Ого, значит, ты это помнишь! Ли сказал Эколсу, что посылает вертолет, чтобы обстрелять всю территорию и перебить всех: и нас, и этих гадов. Только поэтому Эколс и решился позвонить шерифу.
– Шерифу удалось связаться с береговой охраной, и те отправили два вертолета на перехват того, что послал Ли, и вынудили его вернуться. Потом один вертолет доставил сюда тебя и Бодро, а другой забрал этих двух приятелей и меня.
– Да, я помню, будто очень высоко парила в воздухе, но думала, что это во сне.