Многие христиане пытались укрыться в укрепленных постройках трех главных военных орденов, и некоторым даже удалось немного продержаться. Под цитадель тамплиеров был сделан подкоп, и она 28 мая рухнула, похоронив под обломками рыцарей. Те, кто прятался в цитадели госпитальеров, сдались в обмен на обещание безопасности. Но мусульманские хронисты свидетельствуют, что султан намеренно нарушил обещание. Почти ровно веком раньше Ричард Львиное Сердце нарушил свое обещание сохранить жизнь гарнизону Айюбидов и казнил 2700 пленных. Теперь в 1291 году Халиль вывел христиан из города на равнину и «казнил их, как франки когда-то казнили мусульман. Всемогущий Господь отомстил потомкам».
Падение Акры стало последней и роковой катастрофой для латинских христиан Утремера. Вспоминая о разграблении города, один франк, которому удалось бежать из города на лодке, заявил, что «никто не мог описать слезы и боль того дня». Великий магистр госпитальеров Жан де Вилье выжил и в письме в Европу подробно описал свои приключения, хотя и признавал, что из-за ран ему тяжело писать. «Я и еще несколько братьев спаслись, как было угодно Богу, большинство из нас были ранены и почти не имели надежд на выздоровление. Нас отвезли на остров Кипр. В день, когда писалось это письмо, мы все еще были там, охваченные грустью, пленники великой печали».
Мусульмане, напротив, одержав большую победу при Акре, подтвердили силу своей веры, закрепив свой триумф в войне за Святую землю. Один очевидец в изумлении записал, как Бог «после захвата Акры вселил отчаяние в других франков, оставшихся в Палестине». Христианское сопротивление стало рушиться. В течение месяца последние аванпосты в Тире, Бейруте и Сидоне были эвакуированы или брошены франками. В августе тамплиеры ушли из своей крепости в Тортосе и замка Пилигримов. Это был конец Утремера — поселений крестоносцев на материке Леванта. Размышляя об этом событии, Абул Фида записал: «Эти завоевания [означали, что] вся Палестина теперь в руках мусульман. На такой результат никто не мог рассчитывать или мечтать о нем. Так [Святая земля] оказалась очищенной от франков, которые однажды едва не покорили Египет и не подчинили Дамаск и другие города. Хвала Всевышнему!» [414]
С падением Акры и потерей последних крепостей политическое и военное присутствие латинского христианства на материковой части Леванта закончилось. Окончательное завоевание государств крестоносцев помогло утвердить мамлюкскую власть, и господство султаната на Ближнем Востоке продолжалось в течение последующих двух веков. На Западе, однако, крах Иерусалимского королевства вызвал шок и тревогу. Неудивительно, что тому искали объяснения и выдвигали обвинения. Левантийских франков осмеяли за их греховность и склонность к раздорам, военные ордены подверглись критике за то, что они якобы больше внимания уделяли международным интересам, чем защите Святой земли.
Торговые контакты между Европой и мусульманским Ближним Востоком продолжались и после 1291 года, да и Кипр остался под франкским правлением до конца XVI века. Но материковый Левант остался целью для священной войны. Начиная с 1290-х годов в Европе увидело свет немало подробнейших трактатов, в которых выдвигались различные планы и методы возвращения христианству Иерусалима. Обсуждалась возможность отправки новых экспедиций на Ближний Восток, некоторые даже отправлялись. Кульминацией одной из них стало временное завоевание в 1365 году египетского порта Александрия. На протяжении XIV века и далее еще проповедовалось много Крестовых походов и велись войны против ереси, оттоманских турок и политических врагов папства. Орден тамплиеров был в 1312 году распущен после обвинений в ереси, выдвинутых жадной французской монархией, но другие военные ордены уцелели. Госпитальеры создали новую штаб-квартиру сначала на Кипре, потом на Родосе и, наконец, на Мальте, а Тевтонский орден добился образования собственного независимого государства на Балтике. И, несмотря на все это, ни один Крестовый поход так и не вернул Святую землю, и господство ислама в Леванте не ослабело до начала XX века. [415]
Начнем с того, что Крестовые походы были и актами христианской агрессии, и оборонительными войнами. Безусловно, правда то, что ислам в VII веке начал волну вторжений и экспансии, но его стремительный натиск давно ослаб. Первый крестовый поход начался не в ответ на надвигающуюся огромную угрозу, не был он и прямым результатом катастрофической потери. Иерусалим, заявленная цель кампании, был захвачен мусульманами четыре века назад — вряд ли это была свежая рана. Обвинения в распространенных и систематических надругательствах над христианскими святынями или паломниками со стороны исламских правителей Леванта также, судя по всему, на деле не имеют под собой весомых оснований. После якобы чудесного успеха Первого крестового похода и основания государств крестоносцев война за Святую землю сохранилась в виде циклов насилия, мести и повторных завоеваний, в которых и христиане, и мусульмане совершали акты свирепой жестокости.
В течение двух веков разные силы собирались, чтобы разжечь и подтолкнуть эту борьбу — от честолюбивых амбиций пап, которые хотели достичь якобы «предписанного свыше» церковного превосходства, до экономических стремлений итальянских купцов, от идей социальных обязанностей и уз родства до зарождающегося чувства рыцарского долга. Лидеры — мусульмане и христиане, светские и духовные — осознавали, что идеалы священной войны могут использоваться, чтобы оправдать программы объединения и милитаризации и даже чтобы облегчить навязывание автократического правления. В этом отношении крестовые войны соответствовали системе понятий, свойственной многим периодам человеческой истории, — иными словами, они были попыткой контролировать и направлять насилие, якобы ради общего блага, но часто для того, чтобы служить интересам правящей элиты.
Однако в случае христианских Крестовых походов и исламского джихада «народная» война была пропитана мощными религиозными чувствами. Это не обязательно ведет к конфликту, отмеченному только варварскими актами насилия или особенно укоренившейся враждой. Однако это значит, что многие из тех, кто был вовлечен в соревнование за господство на Святой земле, искренне верили, что их действия были связаны с духовными интересами. Папы, такие как Урбан II и Иннокентий III, проповедовали Крестовые походы, чтобы утвердить собственную власть, но они также делали это в надежде помочь христианам найти путь к спасению. Венецианские крестоносцы, возможно, и думали о земных прибылях, но все же, как и другие участники крестовых войн, были движимы стремлением получить духовное вознаграждение. Даже рвущийся к власти военачальник, такой как Саладин, использовавший борьбу для достижения собственных целей, очевидно, испытывал нарастающее чувство набожности, которое заставило его завоевать и защищать Иерусалим. Конечно, не все крестоносцы, франкские поселенцы или мусульманские военачальники ощущали религиозные импульсы в равной мере, но пульс веры, всюду проникающий и сильный, продолжал биться в течение двухсотлетнего сражения за Левант.