Аббат отозвался на это энергичной зимней кампанией, во время которой он читал проповеди во Фрайбурге, Цюрихе, Базеле и других городах. Говорят, что в путешествии ему сопутствовали чудеса: более двух сотен калек излечилось, было изгнано много демонов, а один человек даже воскрес из мертвых. И хотя Бернар не говорил по-немецки и ораторствовал с переводчиком, его слова вызывали «потоки слез» у слушателей. В ноябре и декабре сотни, если не тысячи людей приняли крест. Определенно не было случайным совпадением то, что путешествие привело аббата на юг Германии к баварским владениям Вельфов, равно как и то, что в конце концов герцог сам стал крестоносцем.
Ободренный этим достижением Бернар 24 декабря вернулся к Конраду в Шпайере. На Рождество аббат произнес публичную проповедь, а 27 декабря получил личную аудиенцию у короля. На следующий день Конрад наконец принял крест. Ученые продолжают спорить относительно степени влияния, оказанного Бернаром на немецкого короля. Одни утверждают, что он заставил короля принять крест против его воли, другие — что решение Конрада было сознательным и обдуманным. Конечно, современники описывали, как аббат использовал и свою обычную мягкость, и зловещие предупреждения о неминуемом апокалипсисе, чтобы привлечь на свою сторону короля, но решающим фактором для Конрада, вероятнее всего, все же стало принятие креста баварским герцогом Вельфом.
Тем не менее Бернара Клервоского все же следует рассматривать как главного проповедника Второго крестового похода. Сам аббат отмечал, что благодаря его усилиям латинские армии «умножились, и имя им легион». В поселениях, через которые он прошел, едва ли остался один мужчина на семь женщин. Однако в этот период существовали и другие проповедники, влияние которых нельзя недооценивать. Идеи памяти и фамильного наследства, подчеркнутые в Quantum praedecessores, очевидно, имели выраженное влияние на процесс набора рекрутов. Людовик VII имел, так сказать, кровную связь с Первым крестовым походом — его двоюродный дед Гуго де Вермандуа участвовал в экспедиции. Как показывает анализ, многие участники также имели напрямую связанную с Первым крестовым походом родословную. [129]
Из-за характера средневековых текстовых документов, которые обычно были написаны священнослужителями, образ Крестовых походов обычно видится в религиозном ракурсе. Повсеместно ученые, желающие реконструировать историю этого века, вынуждены полагаться на документы, написанные клириками и монахами. Все эти свидетельства изобилуют предвзятостями и упущениями. Но ведь в Крестовых походах участвовали и служители церкви, и миряне, так как же оценить светский взгляд на происходящее рыцарей и простых солдат? Одна из возможностей — изучение народных песен, которые пелись на разговорном языке, а не на латыни. Такие песни с самого начала эры Крестовых походов наверняка играли роль в подъеме народного энтузиазма и морали, но до нас дошли только произведения 1140-х годов. Одним из них являлась старая французская песня «Рыцари, многое обещано», которую пели трубадуры в месяцы после Везеля. Приведем ее первый куплет и припев:
Кто идет вместе с королем Людовиком,
Может не бояться ада,
Его душа отправится в рай,
Где живут ангелы Господни.
Эдесса взята, как вы знаете,
И христиане страдают мучительно и долго.
Церкви сейчас пусты,
И люди больше не поют.
О рыцари, вы должны подумать об этом,
Вы, кто покрыл себя воинской славой,
И отдать себя тому,
Кто для вас был терновым венцом коронован.
Этот довольно беглый взгляд на настроения масс и их поддержку Крестового похода согласуется с некоторыми идеями церковных проповедников: обещание духовного вознаграждения, страдания восточных христиан, сражение за Христа. Но язык более непосредственный, да и нюансы другие. Людовик VII называется главным лидером, а папа не упоминается вообще. Сложности, связанные с индульгенциями, заменены прямой гарантией места в раю. И в более позднем стихотворении упоминается Занги как главный враг Крестового похода. Даже когда церковь распространяла Quantum praedecessores, а аббат Бернар активно призывал к оружию, миряне создали собственное представление о Втором крестовом походе. [130]
Потеря Эдессы вызвала Второй крестовый поход, и в 1147 году главные армии, под предводительством Людовика VII и Конрада III, отправились воевать в Левант. Но масштаб деятельности крестоносцев в конце 1140-х годов не ограничивался Ближним Востоком, поскольку в этот период латинские войска вели аналогичные священные войны в Иберии и на Балтике. Могло показаться, что весь Запад поднялся с оружием в руках на панъевропейский Крестовый поход. Папа Евгений III лично написал в апреле 1147 года, что «так много верующих из разных регионов готовы сражаться с неверными… что почти весь христианский мир привлечен к этой великой задаче». Двумя десятилетиями позже латинский хронист Гельмольд из Босау (балтийский прибрежный район Германии) отметил, что «инициаторы экспедиции намеревались одну часть армии послать на Святую землю, другую — в Испанию, а третью против славян, которые живут рядом с нами». Таким образом, некоторые современники представляли Второй крестовый поход одним грандиозным предприятием, организованным и направляемым мудрыми «инициаторами» — Евгением и аббатом Клерво. В последние десятилетия современные историки, опираясь на эту идею, выдвигают предположение, что необычайный подъем крестоносного движения в 1147–1149 годах стал результатом сознательного упреждающего планирования со стороны римской церкви. При такой трактовке событий папство обладало властью оформлять и устанавливать границы Крестового похода, и исключительно первичная сила церковных проповедей — перекроенная смесь Quantum praedecessores и влияния Бернара Клервоского — вызвала беспрецедентный подъем крестоносной активности на новых театрах после 1146 года.