– Поймите, Пуанкаре, – горячился Элберт, – я не присваиваю себе теорию Лоренца. Да, я не сделал ссылку на его работу. Но что это, ссылка на принцип Лоренца? Он понятен любому математику. Другое дело – объяснить физический смысл. Еще Галилей знал, что движение относительно. Я утверждаю, что движение под действием гравитации тоже относительно. На этом принципе я построю общую теорию относительности, в которой теория Лоренца будет частным случаем. Тогда вы поймете, что я не нуждаюсь в чужой славе.

– Никто не умаляет ваших заслуг, – возразил Пуанкаре. – Идеи, которые вы изложили в вашей работе, подняли теорию относительности на новый уровень. Но этика ученого обязывает к соблюдению правил публикации научных работ.

– Этика ученого? – возмутился Элберт. – А разве Лоренц признал меня как ученого? Он до сих пор не простил мой доклад в Цюрихском политехникуме, когда я не оставил камня на камне от электромагнитной теории Герца. В приватной беседе Лоренц даже заявил, что он не позволит недоучившемуся мальчишке бросать тень на имя великого ученого. Разве звание профессора Лейдена дает право на такие высказывания? Уж не по его ли протекции племянник Герца учится сразу в двух университетах, мюнхенском и берлинском? А я вынужден после политехникума сидеть в бюро патентов, чтобы заработать себе на хлеб насущный. Разве это справедливо? Но ничего. Я еще буду иметь профессуру. И не где-нибудь, а в Берлинском университете. Вот увидите!

«Ну и дела, – поежился Лемех. – Какие-то научные разборки начались. Может, хватит об этом? Не лучше ли вернуться к общему принципу? Похоже, ваши проблемы начались с этого момента».

– Не будем больше о Лоренце, – Пуанкаре примиряюще коснулся руки Элберта. – Расскажите лучше, как вы собираетесь использовать общий принцип относительности.

– Понимаете, Анри, – успокоился Элберт. – Существуют факты, к которым возвращаешься снова и снова. Ньютон объяснил движение по инерции. Я пойду дальше. Я найду связь между инерцией и гравитацией.

– Каким образом? – спросил Пуанкаре. – В теории Ньютона движение со скоростью и падение в поле гравитации не связаны между собой.

– Вот где зарыта собака! – Элберт внезапно встал из-за стола. – Причиной скорости является сила. Но что такое сила? Это произведение массы на ускорение. Гравитацию тоже можно определить как произведение массы на ускорение падения. При этом доказано, что инертная масса равна тяжелой. Поэтому тела падают с одинаковым ускорением.

– Почему вы придаете этому такое значение? – спросил Пуанкаре. – Совпадение может быть случайным.

– Я не верю, что Бог любит играть в кости, – покачал головой Элберт. – Это не может быть случайным. Я считаю, что общий принцип применим ко всем явлениям природы.

– Каким образом? – заинтересовался Пуанкаре. – Вы можете пояснить?

– Представим мысленный эксперимент. В безвоздушном пространстве, например, на Луне, с вершины скалы брошен камень прямо вперед. Из теории инерции следует, что камень должен лететь по прямой. Но мы знаем, что он упадет. Ньютон ввел понятие гравитации и объяснил падение камня притяжением Луны. Теперь представим, что камень пролетает внутри длинного ящика, который тоже бросили со скалы. Когда ящик падает, относительно ящика камень движется прямолинейно, то есть по инерции. Это означает, что внутри ящика гравитации нет.

– Как нет?

– Так нет. Вы согласны, что при наличии гравитации камень должен падать?

– Конечно.

– Вы согласны, что относительно падающего ящика камень не падает?

– Это действительно так.

– Значит, внутри ящика гравитации нет.

– Невероятно! – задумался Пуанкаре. – Что это означает?

– Это означает, – оживился Элберт. – Что гравитацию можно уничтожать, если правильно выбрать систему отсчета. Но массу уничтожить невозможно. Поэтому она должна быть мерой полной энергии.

– Формула должна быть очень простой, – сказал Пуанкаре, запуская пальцы в густую бороду. – Нечто вроде «масса равна энергии». С учетом коэффициента.

– Лучше наоборот, – возразил Элберт. – Энергия равна массе, помноженной на константу. Какая мировая константа имеет размерность квадрата скорости?

«Квадрат скорости света, – мелькнуло в голове Лемеха. Он сжался, ожидая удара по голове, но на этот раз все обошлось. – Очевидно, – подумал он, – пока я соглашаюсь с Элбертом, Биг Мак меня не трогает».

– Скорость света, – сверкнул глазами Элберт. – Формулу следует записать так: «Энергия равна массе, умноженной на квадрат скорости света».

– Поздравляю вас, – серьезно сказал Пуанкаре. – Это уже нечто новое. Как вы хотите назвать открытый вами принцип?

– Наверное, принципом эквивалентности инерции и гравитации, – решился Элберт. – Или просто «принцип эквивалентности». Лемех! – глянул он в упор. – Вы хотели возразить?

– Блокировка 8-го уровня! – проревел в ушах Лемеха тяжелый бас. – Включаю прерывание!

Лемех получил тяжелый удар по голове и снова потерял сознание.

Глава 28

– Кто здесь? – осторожно спросил Гарун и шагнул на всякий случай в сторону.

– Это я, Зоя, – донесся сверху горячий шепот. – Иди сюда.

Нащупав перила, Гарун начал подниматься по узкой лестнице, стараясь попадать на края деревянных ступенек, как учили в десантной школе. Он бесшумно добрался до верхней площадки. Танцовщица стояла возле двери, из-под которой выбивалась полоска света. Гарун деликатно кашлянул. Приложив палец к губам, девушка взяла его за руку и повела в комнату.

Закрыв дверь, он остановился у порога, не решаясь ступить в грубых ботинках на пышный ковер. Заметив его колебания, Зоя показала на обувь и щелкнула пальцами. Гарун развязал шнурки и сбросил ботинки, оставшись в зеленых армейских носках. Она прикоснулась пальчиком к автомату и сморщила носик. Гарун сдернул было ремень, но, вспомнив наказ Кари, решительно покачал головой. Перевернул оружие стволом вниз, он забросил его за спину. Зоя тихо засмеялась. Подхватив гостя под руку, она усадила его возле низкого столика, на котором горела толстая восковая свеча в бронзовом подсвечнике.

Гарун расслабился. Он положил автомат рядом и расстегнул куртку. Скрывая смущение, он следил за девушкой, которая порхала по комнате, выставляя на столик стаканы, тарелки и вазочки с засахаренными фруктами. Она отдернула занавеску на стене и достала из глубокой ниши стеклянный кувшин с красным вином, который торжественно поставила перед Гаруном.

Зоя сбросила халат и оказалась в зеленых шортах и розовом нагруднике. Она села напротив гостя, скрестив ноги по-турецки. Глаза их встретились. Зоя опустила ресницы и хрипловатым голосом сказала:

– Прошу тебя, окажи честь бедной танцовщице. Раздели с ней трапезу в эту ночь.

– Ну что ты, Зоя, – поклонился Гарун. – Это ты оказала честь бедному воину, когда пригласила его к себе.