«Как странно, когда необходимость жить превращается вдруг в нуднейшую бессмысленную обязанность. Как грустно, что эту обязанность нельзя ни спихнуть на кого-то, ни заменить чем-то более приятным» — Игорь представил свою дальнейшую судьбу. Ежедневное одинокое вышагивание. Из осиротевшей пустой железобетонной коробки квартиры в очередную синтетическую кормушку бессмысленной работы.
И оседлав, оседлая, бытом его стегала.
«Где ты, большая, светлая?» — сердце не умолкало.
Игорь отшвырнул листик. Такие строчки можно было писать раньше. Теперь Игорь точно знал «где?» — в прошлом. И это убивало все надежды, мучило в сто крат сильнее, чем, если бы «большая светлая» не встречалась вовсе.
Критовский вернулся к телефону. Главный Редактор уже давно затих. Короткие гудки свидетельствовали о необходимости положить трубку на родное место. Слышать кого-либо не хотелось. Игорь честно собирался отключить телефон. Но на это попросту не хватало времени. Желающие сообщить свои колоссальные новости градом посыпались на Игоря. Опять зазвонил телефон.
— Кто говорит? Слон? — на этот раз Игорь, конечно, старался предстать прежним жизнерадостным Игорем.
— Нет, Гошик. Это я, — еще не отошедший от своей вселенской обиды Стас говорил серьезно и сдержанно.
«Или обижайся, или звони» — мысленно возмутился Игорь, вслух продолжая при этом вести вполне улыбчивый разговор.
— Извини, не узнал. Думал, Слон звонит. Как раз жду от него вымогательств.
— Каких вымогательств? Какой слон?
— Да так. Есть у меня один знакомый отец-одиночка. Вдобавок, слон. Постоянно вымогает у окружающих шоколада. Для сына своего.
— Ты о чем?
Возможно, задумавшись, Игорь и прекратил бы ёрничать. Но думать страсть как не хотелось. Кривляться оказалось приятнее.
И, все-таки, в отсутствии Веры имелась масса плюсов. Помимо уже обнаруженных, еще и то, что теперь можно было откровенно нести чушьь, изображая радостное настроение. Говорить глупые поверхностные бредни, не стыдясь. Не опасаясь, что такое поведение недостойно человека, взявшего на себя ответственность жить вместе с чистейшим и честнейшим в мире существом.
Игорю и самому было противно от примитивности своих шуток. Но «хочешь жить, — умей смотреться». Отныне Игорь желал выглядеть благополучным. Чтоб ни одна зараза не могла подкопаться, чтоб никому и в голову не взбрело жалеть или сокрушаться.
— Ты все прикалываешься, а я к тебе с серьезным звоню, — обиженно засопел Стас.
— И как он? — деловито поинтересовался Игорь.
— Кто?
— Ну, этот Серьезный, с которым ты звонишь.
— Прекрати! — оборвал Стас, — Лучше слушай. Отныне я свободен! Больше ничего не боюсь! Понял, да?
— Вот так совпадение. И я тоже. А ты-то чего?
Стас пропустил сарказм Игоря мимо ушей.
— Я тебе это говорю, Гошик, собственно, не из хвастовства. А потому что, раз я тебя во всю эту историю посвятил, то ты все равно напрягаться и нервничать из-за меня будешь. Так вот. Можешь уже не переживать. Дело сделано. Мы отыгрались. Ни Орлики, ни милиция нам больше не страшны. Не до нас им теперь. Я только что имел прелестную беседу с Миленком. После общего собрания, он отвел меня в сторону и просветил. Дело о нападении на «Пробел» замяли навсегда, заодно со всеми остальными проступками руководства. Там и без этого дела чернухи хватает. Ты рад за меня?
— Я просто счастлив, — заверил Игорь.
— Теперь о главном. Представляешь? Наша Александра убила Сана. Насмерть. Орлик отправил её лечиться. В клинику для душевнобольных. Им сейчас не до меня и не до того налета на «Пробел». Справедливость восторжествовала. Мы победили.
Стас говорил так, будто все случившееся было его личной, стасовой, заслугой. Раньше это забавляло бы Игоря. Теперь — раздражало.
— Поздравляю, — меланхолично сообщил он.
— Э, старик… Ты видно не понял еще. Сан убит. Понимаешь? Вера-то теперь… вдова.
«Ну вот, сейчас скотина-Стас начнет трепаться о моей личной жизни. Тем лучше. Отличный повод набить ему морду».
— То есть, я, конечно, все понимаю, — словно прочитав мысли Игоря, поспешил исправиться Стас, — Я только хотел сказать… Это… Ну… Передай ей мои искренние соболезнования. Ага?
— Ага. Если увижу — передам, — подчеркнуто холодно проговорил Игорь, пресекая любые попытки подвергать сомнению справедливость положительной репутации Веры-вдовы, — Сам понимаешь, у человека горе. Ей сейчас не до друзей.
— Понимаю. Все понимаю, — поспешно выпалил Стас таким мерзким тоном, что Игорь даже пожалел об отсутствии формального повода вызвать бывшего одноклассника на дуэль.
Положив трубку, Игорь тут же был вынужден снова хватать её. Ну что за день такой? Ждешь звонка, — телефон молчит. Не хочешь никого слышать, — звонят каждые три минуты…
«А потом позвонили зайчатки, нельзя ли прислать перчатки…»
Звонила Анюта. Тревожно стрекотала о грандиозном. В сущности, говорила все то же, что и Стас. Только много менее раздражающе. Констатировала факты, окрашивая эмоциональными всплесками именно их, а вовсе не собственную значимость. Миленок, мол, лизоблюд чертов, теперь решил подлизаться к коллективу. Провел собрание начальников отделов, выступал с пламенными речами. Сообщил, что у руководства компании серьезные неприятности. Александра Орлик, мол, от нервного перенапряжения заболела, совершила ужасное преступление, находится сейчас в психиатрической лечебнице. Александр Орлик, мол, весь в панике и беспокойстве о дальнейшей судьбе жены. Компания брошена на произвол судьбы и его, Миленка, здравого смысла. Так вот, ожидается кризис, к которому надо отнестись с пониманием. Необходимо быть готовыми переждать, перетерпеть, но работать и улучшать. Ждать, когда наладится, когда зарплаты возвратятся к прежнему уровню. При этом о происходящем, мол, особенно распространяться не стоит. А стоит делать вид, будто в компании всё благополучно. А кто не будет делать вид, того лично он, Миленок, перестанет уважать. «Можно подумать, я из его уважения ужин малой состряпать смогу. Что мне его уважение?» — секретно возмущалась Анюта. Прилюдно она, конечно же, как и все, внимательно слушала Миленка, серьезно кивала в ответ на его патриотические призывы, соглашалась переждать и перетерпеть. Потому что из уважения Миленка сварить не получится ничего, а вот от неуважения — все что угодно, «вплоть до внезапного увольнения на улицу, как было когда-то с Инкой из офиса.»
Анечка как все это узнала, так сразу побежала Игорю звонить. Уж он-то, конечно, имеет право знать о происходящем. Тем более, что «Пробела» это в первую очередь касается. Потому что «Пробел» отныне в полном ведомстве Громового будет. То есть вообще без Орликовского вмешательства. Орликам — торговля. Громовому — услуги. Офис общий, костяк коллектива общий, а сферы влияния — разные. Во как!
— Я, как начальник отдела кадров, подумала. Ты ведь со спецификой работы знаком, и со всякими другими спецификами… Ты ведь просто из-за Орликов ушел. Из-за личной своей неприязни к Александру. Так?