Дело в том, что в глубине сознания, а то уже и в подсознании множества людей жила тайная вера в то, что социализм будет именно царством справедливости и равенства. Советский проект был изначально основан на утопии, в которую люди поверили: секретарь райкома обязан быть нам братом, а не наемным менеджером. И вся перестройка была основана как раз на эксплуатации этой утопии и уязвленного чувства.
Преимущество новой демократической номенклатуры в том, что она перестала врать. Более того, телевидение специально убеждает людей, что новые чиновники, как правило, нечисты на руку. Молоденький аппаратчик может получать в месяц жалованье как 100 профессоров МГУ. Но особых претензий это не вызывает, потому что к этому все быстро привыкли.
“Общество, подверженное страху, утрачивает общий разум”
Едва ли не главным чувством, которое шире всего эксплуатируется в манипуляции сознанием, является страх. Есть даже такая формула: “общество, подверженное влиянию неадекватного страха, утрачивает общий разум”. Поскольку страх — фундаментальный фактор, определяющий поведение человека, он всегда используется как инструмент управления.
Уточним понятия. Есть страх истинный, отвечающий на реальную опасность. Этот страх есть выражение инстинкта самосохранения. Он сигнализирует об опасности, и на основании сигнала делается выбор наиболее целесообразного поведения (бегство, защита, нападение и т. д.). Но есть страх иллюзорный, “невротический”, который не сигнализирует о реальной опасности, а создается в воображении, в мире символов, “виртуальной реальности”.
Для манипуляции главный интерес представляют именно неадекватный, иллюзорный страх и способы его создания, особенно в условиях расщепления сознания. Важно также отключение, подавление истинного, спасительного страха — достижение апатии, равнодушия, психологического привыкания к реальной опасности.
Когда читаешь о случаях массовой паники в странах “рационального” Запада, трудно верить фактам — настолько они непривычны. Имеется множество описаний коллективного страха, охватившего США во время передачи радиопостановки по роману Г. Уэллса “Война миров”.
Дело было в 1938 году. Радиопостановка “Вторжение с Марса” передавалась как репортаж с места событий. Население восточных штатов, на которые вещало радио, в массе своей поверило, что речь идет о реальном событии, и испытало массовый приступ страха. Этот непреднамеренный случай искусственно созданной паники стал предметом многих исследований и дал важное знание. Один из выводов гласил, что условием для такой странной и заразительной внушаемости массы американцев была общая неустойчивость эмоциональной сферы, вызванная длительным экономическим кризисом (Великая депрессия) и тем возбуждением, которое породили Мюнхенские соглашения и ожидание войны.
Впоследствии уже в порядке эксперимента радиопостановка “Вторжение с Марса” была повторена в странах, переживших социально-экономическую нестабильность или кризис — с тем же результатом, что и в США. В ноябре 1944 года эта передача вызвала массовую панику в Сантьяго де Чили. А в феврале 1949 года паника, вызванная этой передачей в столице Эквадора Кито, закончилась человеческими жертвами, увечьями и сожжением здания радиостанции.
Страхи холодной войны
Новая волна иррационального страха охватила Запад с началом холодной войны. Бесполезно было взывать к рассудку и объяснять, что СССР не желает и не может угрожать США войной. Дошедший до психоза страх перед СССР был вызван вполне сознательно.
Сфабрикованный в США массовый страх стал продуктом крупнейшей (до перестройки) программы по манипуляции сознанием. Именно опираясь на страх, американцев убедили, что СССР угрожает им войной.
Но особенно сильный страх овладел средним американцем, когда стало известно, что СССР также стал обладателем атомной бомбы. Это явление известно как “ядерный страх”. Он сразу же приобрел такие массовые черты, что Федерация ученых-атомщиков США организовала крупное исследование психологов с целью найти средства ввести этот страх в разумные рамки. В результате в начале 50-х годов эксперты считали, что главную опасность для США представляют уже не сами атомные и водородные бомбы СССР, а та паника, которая возникла бы в случае войны. Подобного страха в СССР не возникло, так как советские средства массовой информации не занимались нагнетанием страха, а интенсивно распространяли знание об использовании атомной энергии в мирных целях.
Почему же эта способность создавать в воображении преувеличенный образ страха стала основой для целой стратегии манипуляции сознанием? Потому что иррациональный страх — очень действенное средство “отключения” здравого смысла и защитных психологических механизмов. Потрясенный страхом человек легко поддается внушению и верит в любое предлагаемое ему “спасительное” средство. Массовый страх как предпосылка для программирования поведения проверен психологами рекламных агентств в ходе многих крупных торговых кампаний.
“Умирать — не лапти ковырять.
Когда мы окидываем мысленным взглядом нашу историю, сравнивая ее с историей становления человека Запада, сразу бросается в глаза разница: никогда русскому человеку не вводился в сознание вирус мистического страха. Этого не делало ни Православие, ни народные сказки про Бабу Ягу. Наши грехи поддавались искуплению через покаяние, и даже разбойник мог надеяться на спасение души.
Смерть и проблема спасения души занимали большое место в мыслях и чувствах православного человека, но философия смерти была окрашена лирическим чувством, любовью к земле, к оставляемым близким и к тем, кто ушел раньше. В первом томе труда В. Даля “Пословицы русского народа” смерти посвящен самый большой раздел. Но нет в нем ни одной пословицы, отражающей экзистенциальный страх.
Само событие встречи со смертью представлено пословицами как дело давно продуманное и не представляющее катастрофы: “Умирать — не лапти ковырять: лег под образа, выпучил глаза, да и дело с концом”. “Люди мрут, нам дорогу трут. Передний заднему — мост на погост”.
В России жестокие правители, от Ивана Грозного до Сталина, внушали русским людям страх вполне разумный, реалистичный. Не успел возникнуть в России и “внутренний” страх перед возможной потерей буржуазного статуса, не нагнетали у нас страха и перед ядерным апокалипсисом. Когда после аварии на Чернобыльской АЭС из городка было срочно эвакуировано население, перед милицией встала немыслимая для Запада проблема: жители, тайными тропами обходя заслоны, повадились возвращаться в покинутые жилища за вещами. А потом и жулики потянулись — стянуть, что плохо лежит. В зараженную зону!
“Боящийся несовершен в любви”
Можно принять как общий вывод: вплоть до последнего времени в культуре России не играл существенной роли экзистенциальный страх — страх как важная сторона самой жизни. Православие и выросшая на его почве культура делали акцент на любви. “В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви” (Первое послание Иоанна, 4, 18).