— Ты сейчас говоришь о Бене? — Я напряглась.
— Я говорю о тебе, Холли. Попробуй расслабиться. — Она снисходительно улыбнулась и добавила: — Хотя бы для разнообразия.
«Ты меня не знаешь, — внезапно подумала я. — Ты не знаешь, каково это — огромным усилием воли заставлять себя вставать по утрам с кровати и убеждать, что в этот день ты станешь расти. Не набирать вес или увеличивать рост, а духовно расти. Ты станешь кем-то, кто стоит на страже жизни, борется с чужой смертью, понимает, в чем предназначение практической медицины, даже когда не может никого исцелить. Этот кто-то не побоится превращения в ничто». В моем сознании пронесся целый сонм образов — в том числе и ощущение холодного пола под ногами, когда я утром встаю с постели, и тяжелое чувство уверенности, что радость существует где-то далеко за пределами битвы предстоящего дня. Алисия наклонилась ко мне и сказала:
— Отпусти.
— Что отпустить? — спросила я, вспомнив свой сон о подаренном мне шарике.
— Отпусти себя на свободу. Хотя бы настолько, чтобы поверить: есть человек, который считает тебя привлекательной.
Времени на разговоры больше не осталось, поскольку поезд из Винчестера уже подходил к платформе Ватерлоо. Мы заторопились; я пыталась сохранить равновесие со своими двумя пакетами из супермаркета и рюкзаком, Алисия — со своим чемоданом на колесиках. Проскочив по эскалатору, мы направились к метро. Цена проездной карточки и расписание поездов вызвали у меня такое ощущение, словно я невзначай проглотила крикетный шар, а в желудке обосновалось сосущее чувство. Кстати, это ощущение преследовало меня всю дорогу, поскольку синяя ветка подземки была переполнена и нам пришлось все время стоять.
На станции «Виктория» мы с Алисией застыли перед кассой, решая, стоит ли переплатить и сесть на более скоростной «Гейтвик-экспресс» или поехать на обычном поезде. Когда мы обе поняли, что до самолета осталось семьдесят пять минут и лучше выбрать более дорогой и быстрый поезд, этот самый дорогой и быстрый уже отошел от станции.
— А когда следующий? — спросила Алисия, оплачивая билеты.
Мужчина в кассе ответил:
— Через пятнадцать минут. Плюс тридцать минут в пути.
— Это оставляет нам запас в тридцать минут, чтобы добежать до самолета, — подсчитав в уме, сказала Алисия.
— Запас в тридцать минут, — застыв, повторила я.
Мы поблагодарили кассира и молча вышли на платформу. Я поставила пакеты, чтобы дать отдых моим ноющим рукам, и присоединилась к Алисии, которая замерла на желтой ограничительной линии, уставившись на пустые рельсы.
— Черт! — воскликнула наконец Алисия. — Всегда со мной такое! Я всегда пропускаю самолеты!
— Ты опаздываешь на самолеты? — спросила я. — Самолеты улетают без тебя?
— По крайней мере в последние три раза, когда я летала.
— То есть ты платишь за билеты, а потом?..
— А потом не попадаю в аэропорт! Я собиралась присоединиться к тебе на пути в Англию, но снова…
— Ты пропустила международный рейс?
— Это тоже международный, — мрачно заметила она.
— А разве в гейтвикском аэропорту нам не нужно будет бежать к последней полосе на посадку? — внезапно вспомнила я. — Мы точно не успеем на другой конец аэропорта.
— Ну почему со мной это происходит? — завопила Алисия, подняв голову к небу. — Почему аэропорт Гейтвика такой неудобный?
— Эй, успокойся, — с нажимом произнесла я. — И вернись за ограничительную линию.
Она отошла от края платформы и пнула свой чемодан, заваливая его на бок. Затем уселась на твидовый бок, скрестив ноги, словно это был волшебный ковер-самолет, на котором она может улететь. Ее чемодан был таким огромным, что стало ясно — хотя бы на этот раз кто-то везет больше багажа, чем я.
— Ну почему я так путешествую? Мне что, не хватает риска? Или учащенного сердцебиения и потери веса? Меня уволили с работы, и я теперь не могу вернуться! — Голос Алисии был похож на плач.
— Уволили? Но я думала, что ты…
— В отпуске? Ха! Да я решила на них надавить. Раз уж они хотят, чтобы я делала плохие новости, пусть повысят мне плату. Господи, меня от этих историй тошнит! Стрельба, изнасилования, бешеный слон…
— Это я видела! — Я вспомнила, как она, в красном костюме, стоит у ворот зоопарка. — Что сейчас с тем дрессировщиком?
— То же, что и тогда. Он мертв. — Алисия повернулась ко мне: — Какую часть ты видела?
— Я помню твой костюм… Он тебе очень шел, — пробормотала я. — Мне никогда так не выглядеть в красном.
Алисия глубоко вздохнула, метнув взгляд на табло с расписанием.
— Что бы я ни делала, всем наплевать.
— Конечно нет. Новости очень важны.
— Не утешай меня.
— Я и не утешаю. Люди живут ради новостей, — сказала я.
— И это очень грустно, — с горечью произнесла Алисия. — Никому нет дела до моего дяди. Зато новость из него вышла классная.
— А почему ты не можешь вернуться на работу? — Я сбросила рюкзак и села на платформу возле нее, поскольку меня уже не волновала чистота старых джинсов.
— Потому что вакансии больше нет! — Алисия снова завелась. — Они взяли на работу какую-то девчонку, только что из колледжа. Сделали ее репортером и платят меньше, чем платили мне! Это называется «хороший выход из положения»! — Она уткнулась лицом в колени и разрыдалась. — Все отвратительно. Я безработная. Я не замужем. Моя мать — психичка. А у меня, возможно, хорея Хантингтона!
— Успокойся, — сказала я. — А у твоей матери действительно психоз?
— Ты что, шутишь? — Алисия подняла лицо от коленей, снова посмотрела на меня и стала рассказывать о случае в парке.
Тогда ей было пятнадцать, и она прогуливала школу. Одевшись в стиле Мадонны из «Безуспешных поисков Сьюзан», который включал в себя пять флуоресцентных пластиковых браслетов и сигарету в руке, Алисия внезапно увидела странную леди, в которой узнала свою мать. Мэдди, оборванная и растрепанная, не особо успешно пряталась за столбом и шпионила за «Чик-фил-А», пользуясь для этого оперным биноклем.
— Шпионила за Чик-фил-А? — недоумевая, спросила я.
— Это ресторанчик фастфуда, где подают наггетсы и жареные вафли, — объяснила Алисия.
— Ладно, а за кем она подсматривала?
— За разносчиками заказов, скорее всего, — пожав плечами, ответила Алисия. — Может, она хотела плюнуть в чей-то заказ. А может, запала на кого-то из кассиров. Я не знаю.
Она вспомнила, как выбросила сигарету и стала ждать, что мать заметит ее, а когда этого не случилось, закричала: «Мама!» Пусть лучше друзья подумают, что она не прикольная, когда кричит, но нужно же сделать что-то, чтобы мать перестала прятаться за столбом, ведь если ее узнают, это будет вообще кошмар. А поскольку мать все равно не обернулась, Алисия закричала: «Мэдди!» — и, открыв рот от удивления, наблюдала, как та с биноклем в руках начала рассматривать двор ресторанчика. Когда Алисия попала в фокус, Мэдди опустила бинокль, развернулась и убежала.