— Она знала, что это ты?
— Я была в пятнадцати метрах от нее! Я ее дочь! А у нее был бинокль! Конечно же, она меня узнала.
— Ты когда-нибудь говорила с ней об этом?
«Гейтвик-экспресс» наконец-то появился на станции. Но свет его фар приближался на удивление медленно.
— Никогда! Все это было слишком странно. Я вернулась домой и рассказала обо всем отцу, опустив часть про сигарету. Я призналась, что прогуляла школу и что заметила, как моя мать шпионит на заднем дворе ресторана фастфуда. Папа посмотрел мне в глаза и сказал: «Она сумасшедшая, ты же знаешь. Абсолютно сумасшедшая».
Мы поднялись, чтобы зайти в поезд, затормозивший прямо перед нами. С громким шипением открылись двери. Я чувствовала себя этим поездом, уставшим от бесконечной дороги в никуда.
Подхватив наш багаж — типичное «не то» с точки зрения модного журнала, — мы запрыгнули в вагон и сели друг против друга. К сожалению, больше никого в вагоне не было, поэтому я не могла выяснить, где находится нужный нам терминал «Трансавиа». Но скоро должен был появиться контролер.
— Итак, — сказала я, когда поезд начал движение, — какова твоя вторая версия? Помимо хореи Хантингтона?
— Антиправительственное народное ополчение.
Я вытаращилась на нее.
— Ты что, правда так думаешь? Сейчас? В Питтсбурге?
— Она живет в этой коммуне защитниц окружающей среды и мужененавистниц и пишет книги о здоровой пище. Не удивлюсь, если она подалась в террористки.
— О Господи!
— Но это, конечно, в самом худшем случае.
— Ага… Эй, смотри! — Я устала, но попробовала придать голосу хотя бы видимость жизнерадостности, когда увидела индианку, которая внезапно появилась в дальнем конце, открыв дверь между вагонами. Соизмеряя свою скорость со скоростью вагона, одетая в сари леди шла по нашему неприветливому пристанищу. У нее ушло несколько минут, чтобы преодолеть расстояние от двери до наших мест. Она говорила по-английски достаточно хорошо и объяснила нам, что никогда не слышала о самолетах «Трансавиа», но она постарается выяснить что-нибудь о терминалах.
— Она не вернется, — сказала я, глядя, как контролер вставляет магнитную карточку в дверь, ведущую из нашего вагона дальше.
— Во всяком случае у нас будет тридцать минут для того, чтобы добраться до нужной двери, раз уж мы туда приедем. Может, на процедуру посадки нам хватит пяти минут?
Я рассмеялась. Меня охватила истерика, наполнив тело слабостью и сопровождающим ее предчувствием медвежьей болезни. По крайней мере, поезд набрал полную скорость и мы теперь больше не заперты в том сонном и вялом городишке.
— Ты в порядке? — спросила Алисия.
Продолжая смеяться, плакать и кивать, я умудрилась выдавить:
— Я еще никогда не опаздывала на самолеты.
— Что ж, может, благодаря тебе нам повезет. Бывает, когда вылет задерживают из-за срочного ремонта.
— Ремонта? Господи, может, и так. — Я промокнула глаза, собираясь с мыслями. Я ничего не могла поделать с возникшим перед глазами образом ремонтника, похожего на моего отца, который до сих пор предпочитает играться с проблемами, а не устранять их.
— Мы должны успеть, — сказала Алисия с неожиданно вернувшейся надеждой. — Я не могу так просто это бросить.
— Конечно… Ну, если самолет исправен… — сказала я, отмахиваясь от мысли о механике, залепляющем мотор самолета изолентой.
— Роксана должна знать. Она наверняка знает, что произошло с мамой.
— Потому что она медиум?
— Потому что они родственницы! И потому, что до своего побега Роксана была очень близка с мамой.
— Но почему она украла Ди? — поинтересовалась я. — Она не боялась, что ее объявят в розыск?
— Мой дядя Гейб влюбился в другую женщину. Роксана не могла с этим смириться.
— Он женился на другой?
— В конце концов они оба развелись. Роксана даже мысли не допускала, что ей придется делить дочь с человеком, которого она все еще любит, но который больше не любит ее. Она много чего перепробовала, но сработало только одно — они вместе с Ди уехали в Англию.
— Неужели ей позволили остаться там без визы?
— А она вышла замуж, как только приехала.
— Ты серьезно? И как ей это удалось?
— За год до этого Роксане сделал предложение Клайд, британский актер, с которым она познакомилась еще в Нью-Йорке. Она приняла решение стать его женой просто из мести. А такие вещи редко приносят счастье.
— Ага! — воскликнула я, подумав, что, наверное, ошибалась, считая сценарии мыльных опер полной чепухой.
Алисия поняла мою реакцию.
— Я чувствую себя немного неловко, раскрывая все психопатологии моей семьи.
— Забавно, что ты считаешь эту женщину частью своей семьи, — ответила я. — Она же украла твою кузину. И твой дядя наверняка был вне себя.
— Ди уже большая девочка. Она могла вернуться, как только ей исполнилось восемнадцать. Но она этого не сделала.
— И она даже не знает о том, что ее отец… — Я не смогла продолжить. Если для меня мама все еще жива, то Алисия, вероятно, тоже не могла смириться со смертью дяди.
Алисия покачала головой, ее лицо приобрело грустное выражение, а моя собственная нервная система, похоже, решила составить ей в этом компанию.
— Ой-ой, — сказала она, сглотнув, и опустила ноги на пол.
— Что «ой-ой»? — спросила я, хотя тоже это почувствовала. Поезд снова замедлял ход.
— Завяжи шнурки и приготовься бежать, — приказным тоном произнесла Алисия. — Мы в Гейтвике.
Философская ладонь: для этой ладони характерны худые пальцы, длинные и тонкие, с ярко выраженными суставами и удлиненными ногтями. Люди с таким типом ладони, как правило, студенты… Такие люди во всем любят тайны.
Библиотека здоровья, 1927
Высокие и узкие дома Амстердама были похожи на голливудские декорации, расставленные вдоль мощеной мостовой. Деревянные лодки, покачивающиеся у берегов канала, казались бутафорскими, а серые тучи над головой завершали сюрреалистическую картину. Создавалось впечатление, что даже трамваи ездили здесь, повинуясь приказу невидимого режиссера: «Мотор!»
— Так вот он какой, Амстердам, — произнесла я, поворачиваясь к Алисии, когда мы попали под слепой дождик.
Еще прошлой ночью я не была уверена, что затея Алисии осуществится. Но этим утром мы вышли на пустынной железнодорожной станции Монкеспоорк и, пройдя через подземный переход, разрисованный граффити, остановились чуть поодаль от поразительно темной личности, курившей сигарету. (К сожалению, в поезде, идущем в Нидерланды от авиапорта Счипхол, не было человека, который бы подобно одетой в сари женщине, все-таки вернувшейся и объяснившей, как можно добраться до терминала трансавиационной компании, мог подсказать нам, как добраться до отеля.) Алисия с любопытством изучала все вокруг, как будто на расписанном краской цементе были картины великих нидерландских мастеров, а потом потащила свой чемодан к темной личности, решив все-таки выяснить дорогу. Я осталась на месте, с рюкзаком за спиной и пакетами с продуктами в руках, балансируя ими, как Фемида — чашами весов. Ей что, никогда не говорили, что с незнакомыми плохими мальчиками лучше не разговаривать? И не я ли предупреждала ее, что все такси остались на Центральном вокзале?