– По долинам и по взгорьям… – сквозь зубы процедил я первый куплет и лязгнул затвором, – шла дивизия вперед… – затрещал маховичок вертикальной наводки, – чтобы с боем взять При… тьфу ты… чтобы с боем взять Кимбе́рли, бриттской армии оплот…
По разрывам снарядов, снаряженных черным порохом, оказалось очень удобно корректировать огонь, так что уже со второй очереди мне удалось накрыть позиции британских артиллеристов. Когда дым над ними рассеялся, оказалось, что почти вся орудийная прислуга разбежалась по сторонам. Третья очередь развеяла остатки оптимизма и у остальных. К счастью, боезапас не сдетонировал, да и сами пушки казались невредимыми. А что? Они нам очень пригодятся…
Радостно завопили Вагнер и Штрудель – я отвлекся и не увидел, как они положили второй залп прямо над перестраивающимися бриттами, и теперь там все заволокло дымом, в котором проблескивали языки пламени. А потом начали работать пулеметы, добавив еще паники мечущимся бриттам.
– Ай… зараза… – Я с перепугу выматерился – в щит пушки с оглушительным звоном влепилась пуля, а потом сразу же еще одна. – Ну, суки…
Даже не знаю, сколько прошло времени, могу судить лишь по тому, что я выпустил пять двадцатипятиснарядных лент, но вскоре в пальбу добавились стройные винтовочные залпы – подоспели мои волонтеры и буры. Британская кавалерия, уже не помышляя о сопротивлении, дружно отступила в направлении Оксфонтейна, а после очередной парочки ракет над позициями британской пехоты заполоскался белый флаг, наспех сооруженный из грязного полотенца. Виктория, однако…
Ну что могу сказать? По предварительным подсчетам, в страну вечной охоты отправилось примерно полторы тысячи британцев. В плен попало шесть сотен, половина из которых были ранены, а примерно сто человек – уже не жильцы на этом свете. И это всего при одном убитом и десятке раненых с моей стороны. Буры потеряли десять человек. Генерал-лейтенант Таккер попал в плен – это именно ему я вогнал пулю в грудь. Но, к сожалению, спасти британца не удалось – генерал мужественно и тупо застрелился, когда наконец осознал ужас разгрома. Про трофеи я даже говорить не хочу – все британские орудия и боезапас к ним оказались в наших руках почти целехонькими. А еще походный госпиталь и воздухоплавательное отделение с двумя воздушными шарами. Много, очень много трофеев. Даже не знаю, как буду вывозить.
Пленные были полностью деморализованы – вид заживо сгоревших товарищей бодрости духа не добавляет. Впрочем, мои волонтеры тоже не блистали хорошим настроением. Зрелище на месте взрывов фугасов открывалось просто душераздирающее. Там практически никто не выжил; да что там говорить, британцев вообще разорвало на куски, да еще поджарило. Черт, даже не знаю, как такую победу назвать. Может такое случиться, что я открыл ящик Пандоры. Но жалеть уже поздно. Есть враг, которого надо победить, а остальное уже почти не важно. За работу…
Для начала отправил в ставку с нарочным победный рапорт, выставил боевое охранение, организовал сбор и сортировку трофеев, но предварительно наш фотограф тщательно задокументировал картину разгрома. Фотографии должны получиться просто эпические. И ужасные… Но так надо для дела – самые невинные из фото попадут во все европейские газеты, а остальные будут использованы для отчета. Не знаю, как отреагирует руководство Республики на столь продвинутый способ истребления бриттов, но уже предчувствую с этим сложности. Млять… гуманисты хреновы…
Все останки бриттов мы собрали и захоронили в общей могиле. После чего я приказал выдать похоронной команде из британских солдат и их конвоирам по доброй порции рома. Из гуманных соображений. Больно уж скверно они выглядели после того, как окончили работу. И не только они…
– В чем дело, волонтер? – Я приметил, как Ганс Майер, совсем молоденький заряжающий из орудийного расчета, присев на корточки за валуном, тихонько всхлипывает.
– Герр капитан… – вскинулся парень. – Простите…
– Давай без чинов. – Я присел рядом с ним и протянул фляжку с коньяком. – Хлебни и говори…
– Мм-не с‑страшно… – немного заикаясь, прошептал волонтер. – И п‑противно…
– Мне тоже страшно и противно… – Пришлось насильно заставить его отхлебнуть коньяка. – Война вообще грязная штука. Но это работа, которую за нас никто не будет делать. Вот молодец. А вообще, ты отлично справляешься. Так держать, волонтер Ганс Майер. Я доволен тобой…
– Мой капитан, – ко мне подбежал Ла Марш, – вот список пленных британских офицеров. Среди них обнаружился некий Уинстон Черчилль, который представился корреспондентом «Морнинг Пост». Насколько я понимаю, буры за него объявляли награду. И сейчас требуют у нас его выдачи.
– Кто?.. – Я в буквальном смысле опешил. – Черчилль? Не может быть! Твою же мать!
– Что-то не так, мой капитан? – озадачился Ла Марш. – Прикажете отдать? Но они же его на месте расстреляют… Награда, за живого или мертвого, одинаковая.
– Подожди… – Я невольно задумался. Ну и как быть? Твою же соседку в задний привод… Это же, сука, Черчилль, та самая тварь, которая… Если его сейчас угробить, история точно станет с ног на голову. Да так, что прогнозировать события я даже не берусь. Делов-то: просто не вмешиваться – и буры сами все сделают. Но совсем не факт, что станет лучше… Твою же мать, эта задача точно не для сундука с КТОФа. То есть не для меня. Ну… решайся…
– Сделаем так… Сколько там за его голову назначено?
– Двадцать пять фунтов.
– Идем.
В итоге я спас будущего британского премьер-министра прямо из-под расстрела. Да, спас, отдав свои кровные денежки. Пока не знаю зачем, но, если что, я его сам упокою. И рука не дрогнет. А вообще, покупать Черчилля, за столь смехотворную для потомственного лорда сумму, – очень приятственно. Двадцать пять фунтов, и ни пенсом больше. Ха!
– Господин… э‑э‑э… – Уинстон был бледен как смерть, но держался в общем-то достойно.
– Можете меня называть просто Майкл. – Я смотрел на него и… даже не знаю, как сказать… тупо охреневал? Да, вот так грубо; но это определение как раз выражает мое состояние.
Уильям Леонард Спенсер Черчилль. Удивительно похож на свои фотографии в более зрелом возрасте. Породистая аристократическая морда, крепкая спортивная фигура, но уже с легкими следами полноты. Вот только сигары в пасти ему не хватает. Черт… как же это восхитительно – держать судьбу мира в своих руках. Восхитительно и… страшно.
– Вы англичанин? – удивился Черчилль. – Насколько я понимаю по акценту, австралиец? В любом случае, хочу выразить вам свою признательность.
– Пустяки, Уинстон. – Я проигнорировал вопрос о национальности, накапал в походную стопку коньяка и протянул ему. – Расслабьтесь. Вы уже в безопасности.
– Благодарю, – и британец ловко опрокинул в себя чарку. – Хороший коньяк.
– Неплохой, – согласился я с ним и намекнул: – Но армянский лучше.
– Какой? Не слышал… – удивился Черчилль.
– Гм… – осекся я. Так и прокалываются попаданцы. Действительно, какой «армянский»? До появления оного еще далеко. А подсядет на него господин Черчилль – еще позже. А вообще, скорее всего, это липа. Придется выкручиваться. – Это малоизвестная марка. Думаю, у вас еще будет возможность ее попробовать.