Я отыскал взглядом Тэйт – единственного человека в зале, который сейчас имел для меня значение, – и впустил ее в душу.
– Когда мне было восемь лет, я убил плюшевого медведя, – начал я как ни в чем не бывало. Парни одобрительно загалдели, а девчонки разочарованно ахнули. – Знаю, знаю. – Я медленно зашагал по сцене. – Я уже тогда был мерзавцем, верно?
Зал разразился смехом.
– Я порезал беднягу на кусочки и выбросил в мусорное ведро. Когда моя мать увидела, что я сделал, она пришла в ужас. Испугалась, что я начну издеваться над животными или что-то в этом духе. Если бы она только знала… Все дело в том, – сейчас я смотрел на Тэйт, – что я любил того плюшевого медведя. Тогда я никого так не любил, как его. Он был бежевого цвета, с темно-коричневыми ушами и лапами. Его звали Генри. Я спал с ним, пока не стал слишком большим.
Я покачал головой, сам поражаясь тому, что сделал это признание. Парни прыскали со смеху, а девчонки умилялись.
– Однажды ребята с моей улицы увидели, как я повсюду таскаю с собой этого медведя, и начали смеяться надо мной. Называли девчонкой, малявкой, смотрели на меня так, словно я какой-нибудь уродец. Поэтому я выбросил медведя в помойку. Но в ту же ночь снова достал его оттуда. На следующий день я решил спрятать его в коробке на чердаке.
Я снова посмотрел на Тэйт. Ее взгляд был прикован ко мне, она слушала, поэтому я продолжал:
– Я подумал, что если буду знать, что он рядом, а не потерян навсегда, то, вероятно, смогу без него прожить. Но это тоже не сработало. Несколько ночей пролежав почти без сна, я решил: для того чтобы чувствовать себя сильным без этой глупой игрушки, нужно ее уничтожить. Если медведя нельзя будет починить, от него больше не будет толка. Тогда я научусь обходиться без него. У меня не будет выбора.
Тэйт.
– Поэтому я взял садовые ножницы и искромсал его на части. Отрезал одну лапу. Воспоминаний – больше нет. Отрезал другую. Привязанности – нет. Бросил его в помойку. Слабости… нет.
Я опустил глаза. Мой голос дрогнул, когда я вспомнил, как чувствовал себя тогда: словно кто-то умер.
– Тогда я проплакал всю ночь, – добавил я, сделав глубокий вдох, чтобы снять спазм в горле. – Лишь два года спустя я обрел нечто, что полюбил больше Генри. Я встретил девочку, которая стала моим лучшим другом. Мне даже хотелось, чтобы она была рядом со мной по ночам. Я тайком прокрадывался к ней в комнату, и мы засыпали вместе. Я не просто нуждался в ней, она стала частью меня. Я был нужен, любим, меня принимали.
Теперь я не сводил глаз с Тэйт. Она сидела не шевелясь.
– Когда она смотрела на меня, я замирал, и мне хотелось, чтобы этот момент никогда не кончался. Вам это знакомо? – Я обвел аудиторию взглядом. – Изо дня в день ты радуешься тому, что живешь, ты проживаешь миллионы мгновений, полных любви и счастья, одно прекраснее другого. Каждый новый день случается лучше предыдущего.
Перед глазами все затуманилось, и я понял, что на глаза выступили слезы, но мне было плевать.
– Но, как и тогда, с Генри, – мой голос вновь обрел силу, – я решил, что моя привязанность к ней делает меня слабым. Думал, что я недостаточно сильный, если нуждаюсь в чем-то или в ком-то. Поэтому я ее отпустил. – Я покачал головой. – Нет, на самом деле я оттолкнул ее. Толкнул в сторону. В пропасть. Я издевался над ней. Я искромсал ее на кусочки, чтобы наша дружба не подлежала восстановлению. – Как медведя. – Оскорблял ее, распространял о ней слухи, чтобы остальные от нее отвернулись, гнал ее отовсюду, сделал ее изгоем. Я причинял ей боль не потому, что ненавидел. Нет, я злился на себя за то, что был недостаточно силен, чтобы ее разлюбить.
В аудитории воцарилась полная тишина. Те, кто хихикал, смеяться перестали. Те, кто не вслушивался в то, что я говорю, теперь внимали моим словам.
– Я мог бы списать все на то, что мамочка меня не любила, а папаша бил, но ведь за плечами у каждого из нас своя история, верно? Бывает, мы виним других в сложившейся ситуации, но то, как мы реагируем на происходящее, зависит только от нас самих. Наступает момент, когда только мы в ответе за свой выбор и все наши отговорки больше ничего не значат.
Я только что посвятил всю школу в свою личную жизнь. Они знали, что я – агрессор. Мерзавец. Но меня волновало только ее мнение.
Я спустился по ступенькам с микрофоном в руке и пошел по проходу к своей девочке. И говорил только для нее.
– Я не могу изменить прошлое, Тэйт. А жаль, потому что тогда я бы вернулся назад и прожил заново каждый день, который провел без тебя, и сделал бы так, чтобы ты улыбалась. – Мои глаза жгли слезы раскаяния, и я видел, что ее прекрасные голубые глаза тоже увлажнились. – Мое будущее, каждая его минута, принадлежит тебе.
Я присел на корточки рядом с ней, благодарный за то, что снова видел в ее глазах целый мир, а потом опустился на одно колено.
– Я сделаю что угодно, чтобы быть достойным тебя, Тэйт.
Прильнув ко мне, она уткнулась лицом мне в шею и расплакалась. Я вдохнул ее запах и обнял.
Вот оно.
Дом.
– Все, что угодно, детка, – пообещал я.
Она отстранилась и отерла слезы большим пальцем, рыдая и смеясь одновременно.
– Все? – усмехнулась она, и ее глаза просияли от счастья и любви.
Я кивнул.
Она прижалась ко мне лбом и, взяв мое лицо в ладони, спросила:
– Ты когда-нибудь думал проколоть сосок?
Вот же черт.
Я хохотнул и крепко поцеловал ее в губы, к восторгу ревущей вокруг нас толпы.
Та еще штучка.
Вы еще мечтаете прочитать эпилог, не так ли? Хотите узнать, что произошло с ними в колледже, и еще через десять лет увидеть их, окруженных детьми? Знаю, знаю. Однако нужно немного подождать. Джаред и Тэйт появятся в моих следующих историях. Так что мы не расстаемся!