«С какого перепугу Григорий Николаевич взял, что этот препарат вообще существует? Что он здесь? Это были разработки, лекарства от старости не придумали!» – мрачно думала Марина, рассматривая полки. Она начала обходить высокий стол и вдруг вскрикнула от ужаса: возле стула лежал труп, а в его руках…
«SkQ1», – гласила этикетка на небольшом свинцовом сейфе, который обнимал мужчина. Зеленый костюм химзащиты на нем был распахнут, противогаз валялся в стороне. Судя по всему, смерть наступила недавно, и умер неизвестный не при взрыве, а от радиации. Его лицо и шею покрывали язвы, голова была лишена волос. Тело раздулось, и только фильтры противогаза спасали Марину от трупного запаха, который наверняка стоял в этой маленькой лаборатории. Зачем мужчина сюда явился, почему его не спас защитный костюм – оставалось тайной. На прорезиненной куртке химзащиты стоял поблекший синий штамп «Убежище 32/1 НИИ эксп. фарм.».
«Значит, убежище все-таки было. Но выживших уже нет. Они не спаслись от радиации. Наверное, он испытывал нечеловеческие мучения, раз сбросил противогаз и «химзу». За этим препаратом приходили сами ученые. А значит, он реально может помочь. Ну что же, на этот раз удача на нашей стороне», – думала Марина, разглядывая металлический ящик.
Осененная внезапной догадкой, Марина вернулась к выходу и вытащила из высохших рук заведующей лабораторией геронтологии папку с документами.
Алексеева присела на корточки возле шкафа и начала перебирать пожелтевшие листы. Бумага рвалась и сыпалась от каждого прикосновения неуклюжих пальцев в защитных перчатках. Листы были исписаны неразборчивым врачебным почерком, некоторые заполнены на компьютере.
Девушка читала, позабыв о времени и радиации. С каждой строчкой ей становилось все страшнее. В последние месяцы перед Катастрофой все силы лаборатории геронтологии были направлены на создание двух препаратов. Первый – лекарство от старости для высших структур власти. «Новые митохондриально-ориентированные антиоксиданты: пластохинон, конъюгированный с катионными алкалоидами растительного происхождения берберином и пальматином» [2] , – скользили по листам непонятные термины. В результате удачного эксперимента должна была существенно увеличиться продолжительность жизни человека, принимающего лекарство.
Вторая разработка лаборатории была секретным заказом Генштаба. На НИИ геронтологии и генетики была возложена задача создать препарат, который сделает из человека некоего универсального солдата, невосприимчивого к радиации, с притупленными чувствами и эмоциями, увеличенной продолжительностью жизни и ускоренной регенерацией. Женщины, принимающие лекарство, должны были обладать повышенной фертильностью. Развитие плода во время беременности ускорялось, занимая всего 6–7 месяцев. Развитие ребенка с детских лет до половозрелого возраста сокращалось почти вдвое, в полгода ребенок уже уверенно ходил, в год мог читать, выполнять команды, хорошо понимать взрослую речь. В десять этот новый человек-мутант, которому систематически вводили препарат, вступал в репродуктивный возраст, девочки – чуть позже, около двенадцати лет. Таким образом, разработчики и Генштаб надеялись на то, что в случае необходимости повторного заселения городов, разрушенных радиацией, при условии продолжения ведения войны, в течение 10–12 лет они смогут вырастить поколение универсальных солдат, которые будут быстро развиваться и размножаться, беспрекословно слушаться и не ведать страха за счет притупленных эмоций.
Судя по документам в папке заведующей, опытные образцы не прошли клинических испытаний. Побочные эффекты были слишком сильны и заканчивались летальным исходом. За неделю до Катастрофы Ольга Евгеньевна Кругликова, ведущий ученый и заведующая лабораторией, под грифом совершенной секретности отчиталась в Генштаб, что последняя партия препарата оказалась наиболее действенной и с наименее выраженными побочными эффектами, но о точном эффекте доподлинно неизвестно, поскольку испытания не завершены. К документу прилагалась копия приказа, в котором военные требовали в срочном порядке произвести партию лекарства в количестве 1000 ампул и доставить в закрытом сейфе под кодовым названием SKQ. На листе стояла резолюция Кругликовой, гласившая: «Действие препаратов группы SKQ не изучено. Лаборатория не несет ответственности за возможные эффекты».
Последний лист оказался написанным от руки и с печатью лаборатории. «Разработка лаборатории геронтологии НИИ экспериментальной фармацевтики. Пластохинон. Ампулы, 1000 шт. Кодовое название SKQ1. Доставить: Генштаб. Срочность: высокая. Секретность: совершенно секретно. Отв.: зав. лаб. геронтологии и генетики проф. О. Е. Кругликова. НИИ эксп. фарм.».
Остальные листы были испещрены расчетами и формулами, в которых Марина абсолютно ничего не поняла.
Видимо, эта папка хранилась в сейфе за сотней замков. Такая информация существовала на бумаге в единственном экземпляре и была исключительно для внутреннего пользования. Если бы не Катастрофа, мир никогда бы не узнал, чем занимались ученые в неприметном сером здании. В надежде спастись и спасти бесценные разработки, создававшиеся многие годы, заведующая лабораторией взяла неприметную папку с собой… но погибла. А вот сейф с секретными разработками стоял здесь, нетронутый, Пока последний из сотрудников НИИ не погиб, не успев забрать драгоценное лекарство. Теперь оно может спасти многие жизни!
Это казалось неслыханным везением. Ведь если этот заказ принадлежал Генштабу, то препарат действительно был невероятно ценным приобретением в этой борьбе за выживание.
«Значит, до войны медики сотрудничали с Генштабом. Странно, что за разработкой пришли сами ученые, а не военные. Или они сотрудничали, а значит, бункер под НИИ так же, как и наш, имеет выход к Метро-2, или ученые, погибая от радиации, хотели сократить свои мучения. В таком случае мне это очень не нравится. Военные до сих пор не пришли за спасительной разработкой. А это означает, что либо их не осталось больше на свете, во что я не верю, либо стоит уносить отсюда ноги, и желательно поскорее. И никогда сюда не возвращаться. Нам так повезло в поисках, что уверена – скоро мы нарвемся на крупные неприятности…» – мрачно думала девушка, все больше проникаясь нехорошим предчувствием.
Теперь оставалось только извлечь ящик из рук раздувшегося мертвеца, не разбив и не повредив ампулы. Марина с омерзением склонилась над трупом, потянула ящик. На перчатки брызнула слизь и сукровица.
Девушка закрыла глаза и дернула сейф на себя. Получилось. Ящик был у нее в руках. Марина сорвала наполовину сгоревшую занавеску с окна, обтерла заляпанные перчатки и холодный металл. Соскребла этикетку с указанием названия препарата, скомкала и кинула за шкаф. Завернула ящик во вторую занавеску и зажала под мышкой бесценную папку с документами.
– Миша! – Алексеева высунулась из лаборатории.