Глаза Марины превратились в щелочки, в них полыхнула досада. Значит, Владимир не соврал и группа разведчиков из метро явилась к их убежищу, используя Никиту как информатора.
– Был приказ никого не впускать, – ледяным тоном отчеканила женщина.
– Тебя Андрей зовет, молодежь ему доложила, – пожал плечами разведчик.
– Миш, прихвати мне поесть, очень тебя прошу, вчера ужин пропустила, сегодня завтрак… Пойду Андрюшку вразумлять.
На голову заместителя в очередной раз свалились все возможные неприятности – начавшийся день не сулил ничего хорошего.
Марина торопливо прошла к гермодвери, условным внутренним «один-один-три» стукнула по металлу. Дверь открылась. И сразу же женщина услышала знакомое «три-один-три» снаружи.
Кирилл и Макс, шестнадцатилетние мальчишки, дежурившие всю ночь, были бледны и напуганы.
– Марин Санна, с трех утра стучат, как заведенные.
– Не открывать. За нарушение приказа – посажу в карцер, уяснили?! – неожиданно нервно ответила Марина, повысив голос.
Мальчишки перепуганно прижались к стене.
– Ясно, Марин Санна, чего кричать-то?
– Я к Андрею Савельевичу, скоро буду. Ждите. И не психуйте вы так, даже если дрянь какая-то сюда ломится, двери крепкие.
– Так… Стук-то наш… Вовка говорил, в метро он был, а там Никита остался, хотел с их разведчиками к нам прийти!
Заместитель начальника с трудом сдержала несколько отборных ругательств, рвущихся наружу.
– Мальчики, Владимир переутомился при подъеме, у него был сильный стресс после встречи с мутантом на Воробьевых. Никита мертв, он уже не может прийти. Вы знаете, что «философы» могут повторять человеческие стуки. Успокойтесь и ждите меня.
Марина круто обернулась и ушла.
– Ну, что ты можешь сказать?
Андрей нервно теребил воротник куртки. Кажется, его очень напрягали непрерывные стуки во внешнюю дверь.
– Что ты хочешь от меня услышать? Все наши – здесь. Снаружи – какая-то дрянь, которая пытается сюда прорваться.
– Которая стучит условным «три-один-три»!
– Ты осведомлен не хуже меня, что многие твари умеют воспроизводить звуки. Перед каждой вылазкой я инструктирую всех разведчиков: если услышишь детский плач с первого этажа дома – беги оттуда как можно скорее. Людей, особенно детей, на поверхности нет, а вот тех, кто умеет ими притворяться, – предостаточно. – Алексеева говорила тихо, без эмоций, Паценков же срывался в крик.
– Уверена, что нет? Марина, ты была такой милой девочкой, когда училась в институте, а теперь? Жестокая и циничная!
– Что было, то прошло, – равнодушно бросила женщина. – Сомневаешься – иди к лешему. Никита мертв, его сожрала тварь из реки. Лешу разорвали «философы». Володя тронулся рассудком. Я повторила это уже много-много раз. Что еще ты хочешь услышать, чтобы успокоиться?
– Я хочу, чтобы ты поднялась на поверхность и проверила, точно ли это не люди.
Марина презрительно усмехнулась.
– Я покажу из люка голову, и мне ее тут же откусят. Отстреляться я не успею.
– Я уверен, что там люди!
– Тогда пойди и проверь сам, – мрачно огрызнулась Алексеева. Натягивать тяжеленную химзащиту и задыхаться в противогазе ей очень не хотелось.
– Это приказ! – выкрикнул Андрей.
Марина рассмеялась.
– Ты приказываешь мне? Не забывайся.
– Это приказ начальника бункера. Или ты отправляешься на поверхность в химзащите и с «калашом», или в куртке и с последним патроном в пистолете! – В голосе Паценкова проскользнули истеричные нотки.
Женщина спокойно смотрела на начальника, облокотившись на стол.
– Бунт в клетке с хомячками? – холодно поинтересовалась она.
– Приказ! – упрямо повторил начальник, но взгляд отвел.
– Ладно, Паценков. Живи пока. Я пойду и разберусь, что там происходит. Мне не тебя, мне людей жалко. Мишу того же, которого ты своим идиотизмом заразил. Метро, большой мир, люди… Оно тебе все не сдалось, просто ты веришь, что сможешь достичь чего-то большего, чем руководство над толпой молодежи в изолированном бункере. Тебе плохо живется? Кресло начальника, абсолютная беззаботность, сыт, одет, не замерзаешь и не копаешься в земле. Думаешь, в метро тебе будет лучше? На крысиной ферме, например, потому что жрать там больше нечего. Или уборщиком отхожих мест, которые там вручную копались. Ты руководить станцией хочешь? Флаг в руки, только кто ж тебе даст. Начальничков во все времена хватало, там своих достаточно и без тебя, не знают, куда девать. В метро все давно уже сформировано, и нам там делать нечего. С попаданием в большое метро ты можешь забыть о тушенке и овощах, потому что там этого всего нет. Ты можешь забыть о своем кабинете. О развитии культуры и науки. О воде в свободном доступе.
– Просто рай на земле описываешь, – зло возразил Паценков.
– Я описала жизнь в нашем бункере. Наше устройство – почти довоенное, как раньше, только солнца над головой нет. Не лезут мутанты из темноты, нет ни голода, ни эпидемий – все, кто был чем-то заражен, давно умерли, не передав это детям. Здорово, правда? – Голос Марины звучал зловеще. Наверху что-то с громким хлопком взорвалось, свет потух.
Андрей вскрикнул. Марина торопливо открыла дверь кабинета, и из коридора в темное помещение пробился неяркий свет.
– Поломок на подстанции нет? – крикнула Алексеева.
– Нет, Марин Санна. А у вас что, свет выключился? Это лампочка, тут напряжение скакнуло, пока наши электрики отвлеклись. Я сейчас пришлю кого-нибудь, – отозвался дежурный, стоящий у лестницы.
Систему дежурных у лестниц между этажами и у гермодверей придумала сама Марина. После того, как десять лет назад пожар на генераторной подстанции едва не уничтожил все население бункера, Алексеева долго думала, как наладить систему быстрой связи без раций и аппаратуры. В итоге дежурные стояли у гермодвери – на случай прорыва извне – и у лестниц – от них отлично просматривался и был в пределах прямой звуковой досягаемости весь этаж. Теперь при необходимости дежурные перекрикивались и быстро передавали информацию с самого верха до самого низа. В условиях того, что население было небольшим, вызвать нужного человека в кабинет было делом двух минут. «Почти мобильник!» – радовалась Марина.
Теперь система сработала мгновенно и отлаженно, и через пять минут в небольшой комнатке Паценкова вновь стало светло. Лампочка в двадцать ватт разогнала тени по углам.
– И чего было орать? Просто скачок на подстанции, всего лишь вырубился свет, – усмехнулась Алексеева.
– Ты меня напугала! – хмуро отозвался начальник.
– Вот-вот. А в твоем долгожданном метро если вырубается освещение – то всерьез и надолго. Три шага за станцию – и такая же глухая и беспросветная тьма.