Он еще назвал их занудами, вспомнил Федор. Его и Савелия. Зануды! Зануды – неплохие ребята, если разобраться, в смысле, доходят до сути вещей и понятий, хотя, если честно, иногда зарываются и видят черную кошку там, где ее отродясь не водилось, а с другой стороны, глубоко не правы те, кто считает, что жизнь достаточно проста и понятна и нечего тут! Возможно, возможно. Но только до тех пор, пока не случается нечто, после чего все идет вразнос. Какая, казалось бы, разница, что он не тронул девушек, о которых никто не знал? И вообще, что значит никто не знал? Да эти самые девушки растрезвонили о фотосессиях на весь город! Все знали! А не тронул он их по одной-единственной причине – мистер Хайд спал, умиротворенный убийством накануне. И капитан скорее всего прав. Вот так-то, господин мыслитель. И не надо тут. Не надо тут, и точка.
Капитана все не было, и Федор представлял себе гнев человека, у которого собачья жизнь и которого к тому же будят посреди ночи и требуют немедленных действий, невнятно объясняя все это «мутной философией».
Завидев Астахова, выходящего из подъезда и на ходу застегивающего куртку, Федор почувствовал облегчение. Он провернул ключ зажигания, двигатель мягко заурчал; недовольный Николай рванул дверцу, не здороваясь, плюхнулся рядом и буркнул:
– А где второй?
Федор оценил его сдержанность, он ожидал большего. Еще он подумал, что капитан, несмотря на ворчание, верит его чутью… Чутью или аналитическим способностям, хотя высмеивает их, утверждая, что он, Федор, подгоняет факты под свою… э-э-э… «мутную философию»… тьфу, вот прицепилось!
– Отвез домой, – сказал он.
– Ну и?.. – нетерпеливо повторил капитан.
– Понимаешь, Коля, Савелий высказал потрясающую мысль…
– Он может, – хмыкнул капитан. – Ну?
– Он сравнил Вадима Устинова с доктором Джекилем и мистером Хайдом…
– С кем?!
– Был такой литературный персонаж, в нем сидело два человека – хороший и злодей, так и в нашем случае…
– Ты вытащил меня из дому, чтобы впарить эту муть? – возмутился капитан. – Ты сказал, что знаешь, зачем приходил Устинов! Зачем? И где он сейчас?
– Знаю, Коля. Уверен, что знаю. Он приходил, чтобы уничтожить улику, которая его изобличает…
– У нас достаточно улик, которые его изобличают!
– Достаточно, – согласился Федор. – Будешь слушать?
Капитан промолчал…
…Они подъехали к дому Устиновых в два ночи. «Свои!» – прокричал капитан, выбравшись из машины. К ним подошел оперативник, наблюдавший за домом, поздоровался.
– Все спокойно? – спросил капитан. – Мы войдем, ты постоишь у двери. Если что, стреляй на поражение. Пошли!
Федор уже шарил над дверью в поисках ключа. Они вошли в дом. Лучи фонариков обежали сенцы, пустую стылую комнату с двумя дверями. Федор безошибочно определил дверь на кухню. В отличие от кухни на половине Вадима Устинова здесь царил беспорядок. Рассыпанный сахар из перевернутой сахарницы на столе, несколько пахнущих гнилью немытых тарелок, скомканное грязное кухонное полотенце…
Федор отодвинул стол, нагнулся и дернул пестрый половик. Под ним оказался люк в подпол. Коля потянул за черное железное кольцо. Открылась зияющая черная дыра. Подвал дохнул на них сыростью и тяжелым запахом влажной земли. Федор нырнул в темноту первым, за ним соскользнул по шатким трещащим ступенькам капитан.
Подвал был невелик и завален до потолка всяким ненужным хламом вроде пустых ящиков, поломанных стульев, полусгнивших досок и пыльных стеклянных банок на полках. По углам висела густая серая паутина. Лучи фонариков бегали по неровному потолку, по ящикам, по банкам. Капитан щелкнул выключателем, и под потолком вспыхнула полумертвая нечистая лампочка. Федор потянул на себя полки с банками. Они держались намертво. Он стал оттаскивать от стен ящики. Капитан, поставив фонарик стоймя на полку, помогал. Их тени метались по стенам тесного подвала; они работали молча, отшвыривая прочь пустые грязные ящики. Через несколько минут им удалось освободить кирпичную стену, и Федор забухал по ней табуреткой, пытаясь определить пустоты. Звук получался глухой и плоский; с потолка сыпалась штукатурка, и раскачивалась на голом шнуре выморочная лампочка. Подвал в дерганом свете казался лодкой, захваченной штормом. Стена была сплошной, пустот в ней не было. Они перешли к следующей стене. Капитан зашипел от боли, поранившись о гвоздь, торчащий из доски. Они убрали доски, и Федор простучал стену. С тем же результатом.
Они уселись на досках. Федор чувствовал разочарование и усталость. Капитан скользнул светом по самому низу кирпичной кладки. На высоте примерно в семьдесят сантиметров от земляного пола прослеживалась длинная узкая горизонтальная щель. Они переглянулись и вскочили…
Кирпичи вытаскивали по одному, углубляя дыру, задыхаясь и поднимая тучи пыли. Когда проход получился достаточно большой, капитан вполз в его черное нутро, вытянув вперед руку с фонариком.
– Что, Коля? Видишь что-нибудь? – Федор стоял на коленях, опираясь руками в земляной пол.
– Ни черта не видно! – Ноги капитана исчезли в дыре. До Федора долетел звук падения, новое чертыхание, и настала неприятная бьющая по ушам тишина.
Федор просунул голову в дыру и увидел капитана, разгребающего кучу тряпья на деревянной лавке посреди маленького помещения с низким потолком.
– Федя, здесь девушка, – сказал капитан, застыв над лавкой с рваным ватным одеялом в руке. – Посвети!
– Живая? Кто?
– Не знаю кто. Не похоже, что живая… холодная, – ответил капитан после паузы. – Я сейчас подтащу ее к тебе, принимай!
Федор с трудом потянул на себя длинный, изломанный, завернутый в одеяло сверток. Капитан, матерясь, подталкивал сзади.
Федор отвернул одеяло и увидел закрытые синеватыми веками глубокие ямы глазниц, спутанные, темно-серые от пыли и грязи волосы, бескровные губы в полузасохших страшных струпьях; присмотрелся, светя себе фонариком. Женщина была ему незнакома. Он прикоснулся пальцами к ее шее.
Капитан Астахов вылез из дыры, остервенело провел рукавом по лицу, снимая паутину. Снова выругался замысловато; бывают ситуации, когда единственный выход – выругаться замысловато, знающие люди утверждают, помогает…
– Коля, она живая! – вдруг сказал Федор.
– Вызывай «Скорую»! – рявкнул капитан.
– Кто это? – спросил он, когда «Скорая» увезла женщину. – Еще одна?
– Я думаю, это Юлия Бережная, – сказал Федор. – Она была последней жертвой. Коля, нужно немедленно допросить Максима!
– Она жива? Эта девочка жива? Юлия Бережная? – Савелий был потрясен.
– Жива, Савелий.
– Господи, сколько же она там просидела?
– Получается, около трех месяцев. С начала сентября. Первое время он приносил ей еду, какие-то хлопья, сухари. Последние две-три недели там уже не было ничего, кроме воды…