– Тонечка, Зося сделала вам бутерброды, – вмешался Савелий. – Зося – это моя жена. Давайте с чайком. Я принес термос, сейчас налью горяченького.
– Я не могу… честное слово! Кусок в горло не лезет. Все время думаю, если бы вы опоздали… еще день или два… Как только таких зверей земля носит! И главное, я же прекрасно его знаю! Разве могло прийти в голову, что это он? Я каждый день ставила свечку за здравие Юлечки и думала, где моя Юлечка, что с ней… А потом Максим сказал мне, что ее нашли… там, в Посадовке, что это его брат, что он убил еще нескольких девушек и Юлечки больше нет… Дальше ничего не помню. Прихожу в себя, а рядом Федор и капитан Астахов, и Федор говорит, что нашли Юлечку… живую! Вы меня узнаете, спрашивает. Вы меня слышите? А я только киваю. Слова сказать не могу. И он говорит, что Юлечка живая! Они нашли ее! Этот Вадим… он садист и маньяк! И младший, Максим, тоже больной! Он пришел ночью, хотел, чтобы я с ним куда-то уехала и начала новую жизнь. И сказал, что Юлечки нет. Как он мог! Это… это… изуверство!
Савелий меж тем разложил на тумбочке бутерброды и налил чай в чашку, переданную заботливой Зосей.
– Давайте, Тонечка. Чуть-чуть, а то захвораете. Юлечка проснется, а вы больная. Вам нужно быть сильной.
Он сунул ей в руку бутерброд, поднес к губам чашку, заставил пригубить сладкого чая.
– Ну, вот и славненько, вот и молодцом, – заворковал Савелий. – Еще разик!
Стук в дверь заставил их вздрогнуть и обернуться к двери. Дверь открылась, и на пороге появился Максим Устинов. При виде посетителей он растерянно застыл на пороге. Он даже не сообразил поздороваться. Все молчали. Тоня вдруг закричала:
– Уходи! Убирайся! Я не хочу тебя видеть!
– Тонечка, я пришел попрощаться! Мне разрешили уехать, я уезжаю послезавтра. Прости, что напугал тебя. Я не знал, что делать, я не знал, как признаться, я был в отчаянии. Пожалуйста, прости! Я думал, мы уедем вместе, я хотел поддержать тебя. Я был уверен, что твоя сестра… Как она? – Он шагнул к кровати, и Тоня вскрикнула, бросаясь к сестре и заслоняя ее.
– Максим, я думаю, вам лучше уйти, – сказал Федор, положив руку ему на плечо.
– Я хотел помочь! – Максим вывернулся из-под руки Федора. – Пустите! Я ненавижу вас! Не лезьте! Тонечка, не слушай их, это страшные люди! Они издевались надо мной! – Он бросился к Тоне, схватил ее руку. Тоня отшатнулась и вырвалась. – Я ни в чем не виноват! Самое главное, твоя сестра жива! Почему нет охраны? Вадим где-то рядом, я чувствую! Они не могут его поймать! Они ничего не могут… Твоя сестра…
Наклонившись, он жадно рассматривал бледное лицо Юлии. Федор схватил его за руку. Савелий застыл с бутербродом, переводя испуганный взгляд с Максима на Федора.
– Пошел вон! – Голос Федора был страшен. – Вон!
– Юлия! – позвал Максим. – Юлия!
– Убирайся! – закричала Тоня, бросаясь на Максима с кулаками.
Федор с силой оттолкнул Максима плечом, тот охнул и отступил, закрывая лицо руками.
– Тонечка, он сейчас уйдет! – Федор пытался успокоить рыдающую девушку. Савелий растерянно топтался рядом, по-прежнему с бутербродом в руке, который не догадался положить.
Резкий крик заставил их оглянуться. Юлия очнулась, она с ужасом смотрела на Максима. Секунду спустя девушка забилась, запрокинув голову, выдергивая резиновые трубочки; из носа потянулась струйка крови. Игла капельницы, выдернутая из вены, раскачивалась на пластиковой трубке.
– Юлечка! – закричала Тоня, бросаясь к сестре.
Максим рванулся к двери. Федор настиг его прыжком, свалил на пол. На пороге палаты появилась медсестра, закричала пронзительно:
– Что здесь происходит! Немедленно прекратить! Я вызову охрану!
Федор и Максим катались по полу, яростно рыча. Савелий дрожащими руками набрал номер капитана Астахова…
– Господи, Федя, как ты догадался? – выдохнул Савелий, падая на стул.
Они зашли в небольшое кафе рядом с больницей, и Федор заказал кофе. У Савелия сделалось несчастное лицо, но он промолчал. Он всматривался в Федора, отмечая его впалые щеки, царапину на лбу, синяки под глазами и легкую небритость; ему показалось, что и седины на висках добавилось. Ему было жалко Федора из-за той нелепой истории со старой любовью, но он не умел выразить свои чувства, хотя и читал немерено дамских романов. Но роман – это одно, а жизнь – другое. Вернее, он выражал свои чувства в заботе о Федоре, в овсяной каше и ромашковом чае. Страшные события последних недель, а теперь еще и драка в больничной палате ввергли его в состояние ступора. Он стоял с бутербродом, не догадавшись прийти на помощь и ударить этого… маньяка… да хоть табуретом! Хорошо хоть догадался набрать капитана. А Федор бросился на Устинова как… как… пантера! Тигр! Они катались по полу; Тоня кричала и удерживала на кровати бьющуюся в истерике сестру; толстуха-медсестра визжала, что сию минуту вызывает охрану, а в трубке требовал успокоиться и доложиться по форме не понимающий, что происходит, капитан Астахов. «Коля, скорее, мы его поймали! – лепетал Савелий, чувствуя, что теряет сознание от ужаса. – Это Максим! Коля, это Максим! Скорее!»
– Я увидел лицо Юлии, Савелий. Она смотрела на Максима, и у нее было такое лицо… и я все понял!
– Федечка, ты… ты… Я восхищаюсь тобой! – Савелий промокнул повлажневшие глаза салфеткой. – Если бы не ты…
– Да ладно, Савелий. Кофейку не хочешь?
– Давай! – махнул рукой Савелий, который никогда не пил кофе – берег сердце. – Федечка, я все-таки не понимаю… Зачем он пришел?
– Мы можем только догадываться. Должно быть, хотел убедиться, что она все еще без сознания, что ему ничего не угрожает. Ты же сам говорил, что преступника тянет на место преступления. Я думаю, с такой же силой его притягивает несостоявшаяся жертва. А может, садизм – увидеть сестер вместе, насладиться, так сказать. Я допускаю даже, что он пришел убить Юлию, и наше присутствие оказалось для него неожиданностью. Он не убил ее в прошлый раз – я ему помешал, вот и пришел снова. И наткнулся на нас. Помнишь, на какой-то миг он растерялся, а потом начал многословно извиняться. Он действительно собирался уехать из страны. Если бы он не заглянул в больницу… сам понимаешь. Мы еще долго искали бы Вадима, и дело в итоге зависло бы.
– Судьба, – заметил Савелий глубокомысленно. – Этот Максим… какое-то исчадие ада!
Федор кивнул, соглашаясь.
– Он сообщает Тоне, что нашли тело ее сестры, прекрасно зная, что Юлия в это время умирает в подвале, и предлагает девушке начать новую жизнь…
– В голове не укладывается!
– Не укладывается. Сейчас все его поступки видятся по-другому. Все, понимаешь? Он рассказал невесте Вадима, что тот искалечил его в детстве, но он не держит на него зла – этакое показное смирение, – и даже просит ее вернуться к брату, что не помешало ему переспать с ней. А старики Самсоненко рассказали, что это был несчастный случай. А ты помнишь, каким мы его увидели? Неглупый молодой человек, весельчак, ерник, болтун. А все оказалось совершенно не так.