Следы впереди были крупные и чудные, не очень-то похожие на отпечатки копыт. За вторыми следами, очевидно принадлежавшими более привычного вида лошади, шли две параллельные линии, которые явно оставила повозка. Ступая осторожно, чуть пригнувшись к земле, легендарный следопыт зашагал по тропе. Два кролика смотрели ему вслед, пока он не пересек поляну и не исчез за деревьями.

— Ну что за парень! — хором сказали они и попрыгали к своим норкам, чтобы рассказать внукам. Да, наблюдая за тем, как работает Вилли, можно было многому научиться. Ему служила подсказкой каждая сломанная ветка, каждый перевернутый прутик, каждое дуновение ветра. Ну и следы, конечно, тоже помогали. Дойдя до того места, где тропа раздваивалась, Вилли не задумываясь свернул направо, вместе со следами копыт и повозки. Извилистая тропа все петляла и петляла между деревьями. Временами Вилли оказывался по пояс в сугробе — впрочем, это обычное дело для того, кто живет высоко в Туманных горах, ест бобы. Словно маленький неутомимый снегоуборщик, он забирался все дальше и дальше в лес. Через какое-то время он нашел опрокинувшуюся повозку, одно колесо которой крепко застряло в яме. С этого момента отстающие следы копыт явно стали нагонять те, что шли впереди. Немного позже, когда Вилли сидел на бревне и ел бобы, восстанавливая силы, он услышал печальные крики.

— Помогиииите! — голосили где-то вдалеке. — На пооомооощь!

На елке, с тех пор как мы ушли, в общем и целом ничего не изменилось — разве что Пачкуля с карнавальной лошадью наконец побороли невидимость. К их гигантскому облегчению, действие Рональдовой сыворотки закончилось. Оно, заметьте, было весьма продолжительным и доставило испытуемым немало неприятных минут. Когда проявляешься и исчезаешь, чувствуешь себя примерно так, как будто катаешься вверх-вниз на скоростном лифте после плотного ужина. У подножия дерева по-прежнему томился в ожидании терпеливый Ромео, нафыркивая всякие милые глупости. Да, его новая подруга ведет себя необычно. К примеру, ночует на деревьях, не говоря уже об огорчительной привычке растворяться в воздухе. Но это только добавляет ей очарования. И потом, сейчас-то она здесь, во всей своей пятнистой красе.

— На пооооомооощь! — хором горланили Пачкуля с Красавчиком. — Помогиииите!

Из лошадиного тыла не доносилось ни звука.

— Что он там делает? — возмутилась Пачкуля. — Почему мы одни должны глотки надрывать. Эй! Цуцик! Помогай нам кричать, слышишь?

— Не могу я, — приглушенно завизжал Цуцик. — Я в обмороке. Я больше не могу. Слышьте, мне кранты.

— Нет, не кданты, — сказал ему Красавчик. — Ты должен деджаться. Мы же тут все вместе. Мы все скодо…

Он внезапно умолк. Выглянув в лошадиный рот, он увидел, как из-за куста вышла решительная фигурка в штанах из оленьей кожи и направилась прямо к ним, ловко раскручивая лассо.

Ромео испуганно обернулся.

— Тпру, милой, — мягко сказал незнакомец. — Ну-ну, ну-ну, полегше, полегше…

Раздался свист, веревочная петля змеей взвилась в воздух — и опустилась ровнехонько на шею Ромео.

Конь возмущенно заржал и встал на дыбы. Что же это? Его хотят взять в плен прямо накануне помолвки? Не бывать этому!

— Что ты там говорил, Кдасавчик? — раздался встревоженный голос Цуцика.

— А?

— Ты говодил, мы все скодо чё-то сделаем.

— Упадем, — устало сказал Красавчик. — Я говодил, мы все скодо упадем.

В этот момент передние копыта Ромео обрушились на ствол ели, и дерево вздрогнуло.

— ИИИИИИИИИ… — закричала Пачкуля.

— НЕЕЕЕЕЕЕЕТ… — закричал Красавчик.

— АААААААА… — закричал Цуцик.

Карнавальная лошадь полетела вниз и мешком картошки рухнула на широкую спину Ромео.

А через несколько секунд на нее сверху плюхнулась Пачкуля.

Ромео словно наэлектризовало. Он обернулся и навострил уши. О счастье! О радость! Наконец-то возлюбленная смягчилась! Теперь он отнесет ее в свою конюшню и покажет свои медные бляхи для сбруи. Надо только избавиться от надоедливой ведьмы и еще более надоедливого гнома на конце веревки.

Широко раздувая ноздри и тряся гривой, Ромео припустил бешеным галопом. Пачкуля и карнавальная лошадь беспомощно болтались и подпрыгивали на его спине, вовлеченные в очередной безумный этап своего приключения.

А за ними, крепко вцепившись в веревку, ехал на попе легендарный дикарь, взметая каблуками сапог тучи снега.

Глава семнадцатая
Актерам — приготовиться!

Обитатели Непутевого леса живут, можно сказать, родовым строем. Скелеты цепляются за скелетов. Тролли куролесят с троллями. Оборотни обретаются с оборотнями. Древесные демоны зависают с другими древесными демонами, ну и так далее. Единственное, что может заставить нечистое население забыть о разногласиях и собраться вместе — это развлекательное зрелище. Повесьте афишу какого угодно представления и можете не сомневаться — придут все.

Зимним субботним вечером, когда огромная луна освещает снег, а в воздухе пахнет Рождеством, пантомима — искушение, перед которым невозможно устоять. Весь Непутевый лес огласился возбужденной болтовней закутанных театралов, стекавшихся в банкетный зал «У черта на куличках», который Амедео Вампирьяни по такому случаю украсил гирляндами из маленьких красных лампочек.

Из заснеженных кустов на краю поляны глядели пять невидимых пар гоблинских глаз.

— Ну чё, — прошипел Свинтус. — Мы идем или как?

— Рано еще, — сказал Обормот. — Мы ж не хотим привлечь к себе внимание. Надо обождать, пока все войдут. А потом прошмыгнем через задний вход.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — с сомнением спросил Гнус.

— Здрасте! Ты чё, не хочешь посмотреть пантымимо?

— Да хочу я, хочу. Но вдруг нас поймают?

— Как нас поймают? Мы ж невыдимымые.

Повисла пауза.

— А чё мы тогда в кустах прячемся? — спросил Гнус.

И в его словах была логика.

— Так принято, — сказал Обормот. — Мы ж гоблины. Гоблины всегда прячутся в кустах. Короче, Гнус, хватит уже занудствовать. Как-никак мы ж на отдыхе.

— А, ну да, — угрюмо сказал Гнус. — Я подзабыл, что развлекаюсь. Извиняйте.

— Меня тока вот одно печалит, — подал благочестивый голос Свинтус. — Жаль, с нами нет наших добрых товарищей Кдасавчика и Цуцика. Мы тут развлекаемся, а они сидят в сугробе вниз башкой, ногами дрыгают. Неправильно это.

Гоблины надолго погрузились в виноватое молчание.

— Да появятся они, — сказал Косоглаз.