За ним следуют двое молодых людей, которых она видит впервые. Один с ирокезом и проколотой бровью, второй в больших очках в черной оправе и с многочисленными татуировками.
– Как дела, мальчики? – приветствует их Лилли. Она взобралась на один из диванов, чтобы закрыть жалюзи.
– Участвуют люди из всех групп в Мореленде, – объясняет Джонни.
Лилли спрыгивает на пол.
– Карл, Лански, это Карен, – представляет она, взмахнув рукой.
– Привет. – Карен любопытно поближе с ними познакомиться, но это подождет. – Простите, я не могу остаться…
– Когда вы придете в следующий раз, Карен? – спрашивает Джонни.
– В пятницу. В остальные дни недели я работаю.
– Увидимся. – Лилли машет на прощание пальчиками с безупречным маникюром.
Как жаль, думает Карен, спускаясь по лестнице. Релаксация мне бы не помешала, да и компания понравилась. Хорошие люди, и Лански с Карлом тоже вроде интересные. И это в Мореленде – кто бы мог подумать!
У выхода ее перехватывает регистраторша.
– Извините, надо отметиться.
Карен на шаг отступает от двери, чтобы расписаться в журнале у молодой женщины, которую, судя по бейджику на груди, зовут Дэнни.
В это мгновение ее обдает холодным воздухом: зацепившись за порог каблуком, в помещение вваливается какая-то женщина. Одной рукой она волочет за собой чемодан на колесиках, в другой держит бутылку – открытую, судя по расплескавшейся по ковру темной жидкости.
– А вот и Элейн, – говорит женщина, направляясь прямиком к Дэнни.
От нее несет табаком, замечает Карен.
– Мне жаль, но с этим сюда нельзя, – говорит Дэнни, кивая на бутылку.
– У меня детоксикация только завтра, – отвечает Элейн.
– Все равно нельзя.
Карен мимолетным взглядом оценивает Элейн: грубые черты лица, джинсы в обтяжку и летная куртка. Худоба такая, будто женщину морят голодом. Даже не знаю, стоит ли вмешиваться, думает Карен и решает промолчать, чтобы избежать неприятностей.
– Почему это? Я заплатила за ночь.
– Потому что наркотики и алкоголь у нас запрещены.
– Выпью в комнате, никто не заметит.
Дэнни качает головой.
– Простите, нет.
– Ай, да ладно тебе…
Дэнни плотно сжимает губы. Такая ситуация для нее явно не нова, догадывается Карен, впечатленная самообладанием регистраторши.
– Нет.
Элейн, шатаясь, идет к внутренней двери.
– Вы не пройдете, – говорит Дэнни. – Там закрыто.
– Чтоб ты сдохла, – бросает Элейн.
Дэнни тянется рукой под стол – очевидно, нащупывает тревожную кнопку, потому что тотчас слышны чьи-то торопливые шаги.
– Проблема, Дэнни? – Это человек с козлиной бородкой в строгом костюме, который утром показывал Карен лечебницу.
– Элейн хотела пронести вино, – объясняет Дэнни.
– А, понятно. – Он поворачивается к посетительнице. – Здравствуйте, Элейн. Я – Фил, управляющий. Проносить с собой алкоголь у нас запрещается.
– Мне же до завтра еще можно пить.
– Да, но…
– Тогда я выпью здесь. – Элейн падает на одно из кресел. – Ваше здоровье! – И подносит бутылку к губам.
– Нет, мне жаль, но так тоже нельзя… – Фил подходит к ней.
Она уклоняется.
– Ой, только не надо меня трогать! – Он даже не коснулся твоего рукава, думает Карен. – Хорошо, я уйду…
Элейн встает и направляется к выходу, оставив чемодан посреди вестибюля.
– А вещи не хотите забрать? – спрашивает Дэнни.
– Я сейчас вернусь.
Карен, Дэнни и Фил стоят как вкопанные и смотрят, как Элейн, держась за поручни, чтобы не упасть, спускается с крыльца. Она останавливается на тротуаре прямо перед крыльцом, опять подносит бутылку ко рту и единым духом выпивает содержимое. Потом наклоняется, осторожно ставит бутылку на нижнюю ступень и, покачиваясь, идет назад к входной двери.
– Все, – говорит она Дэнни, – я готова.
* * *
Вот уже несколько минут Майкл сидит напротив женщины, представившейся как Джиллиан. Кроме как «да» в ответ на вопрос, зовут ли его Майклом, он не произнес ни слова.
На бейджике написано, что она старший психотерапевт. Ну, еще бы не старший, думает Майкл. Она ведь старуха. Если Джонни чересчур молод, чтобы заслуживать его уважение, то эта шотландская курица с пучком седых волос, в очках и платке на плечах, совсем древняя. И дело не только в том, что она из другого поколения; Джиллиан, похоже, высокомерная.
Не могу представить, чтобы она от души веселилась на каком-нибудь концерте или отправилась спозаранку на рынок, думает Майкл. Если мне так нужен психотерапевт, почему меня не отправили к Бет, или как там ее? Вдобавок ко всему, пришлось пропустить релаксацию. Не помешало бы немного вздремнуть.
– Как я понимаю, у вас нет настроения беседовать, – произносит Джиллиан спустя еще несколько минут.
О чем тут беседовать, думает Майкл. Все пошло наперекосяк. Чем она мне поможет? Профинансирует?
Джиллиан перехватывает его взгляд и едва заметно улыбается.
Наверное, хочет меня подбодрить, думает он. Если бы она знала, сколько улыбок я видел сегодня, то не стала бы утруждаться.
– Мы весь день трепали языком, – ворчит он, затем опускает глаза и начинает дергать заусенцы на ногтях, лишь бы не встречаться с ней взглядом.
– Замечательно, что на групповых занятиях вы разговаривали с другими пациентами. Но сейчас мы с вами один на один. Если вы опишете свои чувства словами, это поможет, вот увидите.
– Не понимаю, почему здесь все так любят разговаривать. – Майкл пытается оторвать засохший кусочек кожи.
– А можно спросить: как вы считаете, если держать проблемы в себе, они исчезнут?
Что она обо мне знает, думает Майкл. У нее на коленях папка: наверняка там все написано.
– Что у вас там?
– Письмо от вашего семейного врача, – говорит Джиллиан. – Если хотите, можете прочесть.
– Не надо, спасибо.
Доктор говорил, что у меня клиническая депрессия, думает Майкл. Не знаю, в чем разница между «клинической» и простой депрессией, но если положили в больницу, похоже, я был в очень плохом состоянии. Майкла нервирует мысль о том, что настолько личная информация черным по белому изложена в бумагах.
– По ходу нашей беседы я буду делать кое-какие записи, если не возражаете, – говорит Джиллиан.
Не зная, что ответить, Майкл ерзает в кресле. Его смущает, что она собирается все записывать.