– Я забыла сделать это. Спасибо, мне действительно помогло.
– Я хочу, чтобы вы помнили: вы не Лилли, Эбби, даже если вы в какой-то мере отождествляете себя с ней. Вы – другой человек со своими собственными мыслями, чувствами и опытом. Вы сами сказали, что у вас никогда не возникало мысли о самоубийстве; и не только на сегодняшнем занятии – раньше вы тоже на этом настаивали. За время, проведенное здесь, вы показали очень хорошие результаты. Совершенно нормально, что это происшествие так на вас повлияло. Мне и самой очень грустно, что так получилось… – Бет сдерживает слезы. – Но это не значит, что вас отбросило назад, к той точке, откуда вы начинали или где была Лилли. Ничего страшного нет в том, чтобы ненадолго вновь окунуться в чувства, которые привели вас сюда, – на этот раз вы выплывете гораздо быстрее.
– Надеюсь…
– Когда в следующий раз почувствуете неуверенность, вспомните о маяке. Представьте, как он мигает, и верьте, что вы в безопасности, что волны не унесут вас от берега.
– О-о, Майкл, гуляете? Замечательно! – По дорожке идет Леона.
– Всего лишь выношу мусор, – отвечает Майкл, бросая черный пакет в контейнер.
– Все равно символично – избавляетесь от хлама. – Леона хохочет. – Может, все-таки пригласите меня в дом? Я бы не отказалась от чашечки чая.
– Пойдемте.
Майкл улыбается. Хорошо, что сегодня ее очередь – уже неделя прошла с последней их встречи, а некоторые из остальных членов кризисной группы его раздражают.
Леона идет за ним в кухню и, пока он ставит чайник, занимает место у окна. Проследив за ее взглядом, Майкл ощущает досаду: как ни старалась жена, на заднем дворе до сих пор царит разруха. Посреди газона на месте сарайчика лежит бетонная плита, а под брезентом свалено все, что Крисси удалось спасти. Эта куча не просто мозолит глаза: перелезь кто-нибудь через забор – унесут, думает Майкл. Может, пока Райан здесь, построить временное укрытие? Для одного задача непосильная, но вместе…
– Как ваши дела? – спрашивает Леона.
С того дня, когда Майкл уплыл в открытое море, минуло больше трех недель.
– То вверх, то вниз.
– Очевидно, все, к чему относится слово «вверх», можно назвать улучшением?
Майкл хмурит брови: боится, как бы его не сочли слишком жизнерадостным.
– По утрам мне хуже.
– Многие так говорят. Главное – улыбаться, даже если не очень хочется.
– Выбор у меня сегодня был небольшой: мы с Крисси ходили к коллекторам узнать, нельзя ли повременить с продажей дома.
– И что вам ответили?
– Возможно… Потому что я живу с Крисси, да и дети пока тут, с нами. В любом случае, у нас есть отсрочка на год. Сейчас бы каким-нибудь чудом собрать деньги… Хотя один бог знает, как это сделать.
– Уже здорово, что вы с ними поговорили. Могу поспорить, было страшно.
Это еще мягко сказано, думает Майкл. Я не спал почти всю ночь.
Он достает упаковку чая и две чашки.
– Оставьте пакетик. Люблю покрепче, – говорит Леона.
Майкл добавляет в чашку молоко и передает ей.
– Нет, я пью без сахара. Спасибо, что спросили, – усмехается она.
– Хотите, перейдем в гостиную? – Майкл опять замечает, что Леона смотрит в окно. – Там Райан с приятелем играют с приставку, но я попрошу их уйти.
В кухне слышны перемежающиеся со звуками стрельбы крики и возгласы.
– Не нужно, мне и здесь хорошо. Приятно постоять на ногах – такое впечатление, что весь день просидела в машине. – Леона дует на чай. – В прошлый раз вы сказали, что меньше ощущаете подавленность.
– Я сказал «немного меньше».
– Ну да. Но мне все же показалось, что вы несколько ожили.
– Наверное, я немного завидую Крисси…
Звучит дико. В самом деле, кто станет завидовать собственной жене?
– Правда?
– Она нашла работу, помните?
Леона кивает.
– Мне бы радоваться, ведь теперь она зарабатывает для нас деньги, однако я терпеть не могу полностью зависеть от…
Он боится показаться неблагодарным, но отступать поздно.
– Мне не нравится, что она ходит на работу.
Эти слова вряд ли передадут чувство тошноты, которое он испытывает при мысли, что больше не в силах обеспечивать семью. Почти тридцать лет он был добытчиком, в детстве в той же роли он видел своего отца. А теперь он всех подвел.
И все же после этих слов становится легче. Странно, выносить чувство тревоги подчас гораздо тяжелее, чем признаться. Особенно Леоне.
– Совершенно естественная реакция, – говорит она, кивая. – Было бы замечательно, если бы эмоции возвращались симметрично, то есть способности ощущать печаль и радость восстанавливались в одном темпе, но депрессия работает не так. За последние несколько месяцев на вас обрушилось столько негатива, что теперь негатив доминирует. Зависть в вашей ситуации вполне понятна, однако это не значит, что вы не можете одновременно радоваться за Крисси и даже немного гордиться ею.
– Да? – изумляется Майкл.
Ему и в голову не приходило, что можно испытывать несколько эмоций за раз. Удивительно, что он вообще хоть что-то чувствует.
– И не переживайте, что не ощущаете радости прямо сейчас. Все это придет позже. Более того, если вы станете ругать себя за чувство зависти, то возненавидите себя еще больше. Вы впечатлительный – гораздо впечатлительнее меня.
– В последнее время я много плачу, – угрюмо признается он.
Он старается это делать, когда никого нет рядом.
– Ясно. – Леона шутя похлопывает его по локтю. – Вы мягкий человек – я ведь только что это сказала.
Майклу вспоминается Али – он тоже так говорил. Интересно, что сейчас с ним? Я по нему скучаю.
– Каждый найдет тысячи причин ненавидеть самого себя, если будет думать обо всем столько времени, сколько вы. Мы, люди, можем вести себя как полные идиоты, но иногда бываем и ангелами.
Хвост на голове у Леоны так высоко, что им можно смахивать пыль с потолка, думает Майкл и ловит себя на том, что улыбается, представляя, как ничего не подозревающие пауки попадаются в ее шевелюру.
– Вижу, вам смешно, – замечает она, явно довольная.
Будет жестоко сказать, что его забавляет ее прическа.
Поддавшись импульсу, он делает еще одно признание, указывая на прикрытую брезентом кучу:
– Видите вон ту гору хлама?
Леона кивает.
– Я разнес наш садовый сарайчик. – Майкл чувствует, как лицо заливает краска. – Скорее он был не наш, а мой. Об этом мне напомнила Джиллиан.