– Мужайтесь! – Матильда подскочила к ней, помогла удержаться на ногах и слегка встряхнула. – Нельзя, чтобы в последний раз они видели вас упавшей без чувств или рыдающей. Вы были королевой при моем отце и остались ею в глазах вашего мужа. Не разочаровывайте его. Никогда не забывайте, что вы носите корону. Слышите? Никогда!
Эти слова прозвучали как пощечина, и Аделиза, собрав все свое мужество, поборола слабость и выпрямилась. Она подняла руку, прощаясь со своими любимыми, и вдруг почувствовала тяжесть диадемы на голове, сознавая, что неземной венец озаряет ее сиянием. Она надеялась, что ее родные видят это с берега, потому что малышка Аделис вдруг стала указывать на нее пальцем, дергая отца за рукав и что-то удивленно выкрикивая.
Когда берег окончательно скрылся из виду, силы оставили Аделизу, ноги ее подкосились, и она осела на палубу. Подбежали слуги и перенесли ее в каюту, где Матильда отпустила их, сказав, что позаботится об Аделизе сама. Она омыла ей лицо розовой водой, растерла руки, накрыла ее теплой меховой накидкой и стала думать о том, что они обе приобрели и что потеряли на пути от юности к зрелому возрасту с его предполагаемой мудростью.
– Я справилась? – едва слышно произнесла Аделиза, не открывая глаз.
– Вы молодец. – У Матильды перехватило горло.
Аделиза больше ничего не сказала, но по щекам ее ручьями потекли слезы.
Когда корабль вышел из реки в море, ветер посвежел. Матильда тихонько выскользнула из каюты и встала на палубе, провожая взглядом тающий вдали берег. Она не собиралась возвращаться. Теперь за право царствовать в Англии предстоит бороться ее сыну. Она сделала все, что могла, допустила много ошибок, а все ее усилия оказались стуком в запертую дверь. На время ей удалось восторжествовать, но только потому, что эту дверь случайно приоткрыли. По мере того как земля скрывалась из виду, уходило и чувство бессилия и безысходности. Наконец береговая линия превратилась в линию горизонта. Все кончено. От долгого вглядывания в даль глаза Матильды высохли и стало больно моргать. Она решительно развернулась и спустилась в каюту к Аделизе.
Теплый ветер гулял в лугах, усеянных весенними цветами, и волновал подол темной бенедиктинской рясы Бриана. Он шел от церкви Святого Адриана к бухте в западной части острова. Наступил период гнездования, и забавные морские попугаи с ярко-красными полосками на носу, неуклюже размахивая своими короткими крыльями, прилетали с морского берега, чтобы построить гнезда, отложить яйца и вывести потомство. Их вкусное и питательное мясо употреблялось в пищу, но сегодня Бриан отправился не на ловлю птиц – это было обязанностью брата Ансельма.
Вскоре со всех концов Англии начнут стекаться паломники, чтобы отстоять богослужение в церкви, получить милостыню и обеспечить себе место в Царствии Небесном, и на плечи монахов ляжет обязанность заботиться о них между молитвами и другими обрядами, предоставлять им еду, питье и кров. Некоторые паломники, так же как он сам, будут совершать омовения в бухте – считается, что здешняя вода имеет целебные свойства.
На берегу Бриан снял рясу и альбу, скинул сапоги и, вздрогнув – стоял ранний май, – вошел в ледяную воду. Холод обжег его тело, у Бриана перехватило дыхание, но в то же время купание освежало и бодрило. Он окунулся с головой, потом погрузился еще и еще раз, пока тело не привыкло к стуже. Затем, стоя по шею в воде, принялся молиться.
С тех пор как два месяца назад он приехал на остров, мрачные мысли реже посещали его. Уже не каждую ночь Бриан просыпался в холодном поту и больше не ощущал потребности надевать власяницу. Благодаря ежедневному погружению в чистую студеную воду язвы и потертости, образовавшиеся из-за ношения вретища, затянулись, и он чувствовал, что очистился от мирской скверны. Каждое омовение, словно ежедневное крещение, символизировало отречение от старой жизни и начало новой. В середине лета он готовился принять постриг и сбросить с себя личину Бриана Фицконта, лорда Уоллингфорда, как поношенную мантию.
Наконец он вышел из воды, энергично вытерся грубым полотенцем, которое принес с собой, и оделся. Завязывая пояс, взглянул на коричневые пятна, оставленные чернилами на указательном и большом пальце. Даже святая вода залива не смогла смыть их. Слабая улыбка промелькнула на его лице. Когда Бриан закончит свои дневные обязанности, то напишет ей письмо и не сожжет его… и после этого станет совершенно свободен.
Ле-Пети-Кевийи, Руан, осень 1148 года
Листья на деревьях уже начали менять цвет, и всюду играли оттенки желтого: рыжий, янтарный и бледно-золотой. Воздух был неподвижен, небо сияло глубокой чистой синевой, и солнце все еще дарило остатки летнего тепла. В руанском герцогском замке Матильда, ее муж и их старший сын держали совет. Дело было уже почти решено.
Жоффруа встал из-за стола и несколько раз приподнялся на цыпочки, чтобы размять ноги. За время отсутствия Матильды он превратился из юного Адониса в красавца-мужчину в полном расцвете сил. Было условлено, что Жоффруа вернется в Анжу, чтобы усмирить мятежных вассалов, а Генрих останется в Нормандии и будет готовиться к походу в Англию с хорошо вооруженной армией и продолжит войну за корону. Матильде же предстоит стать регентом Нормандии и согласовывать все действия на принадлежащих семье землях. Она будет править и помогать советами из Руана, развивать отношения с Церковью и сделает все возможное, чтобы заручиться поддержкой духовенства.
Жоффруа обвел рукой комнату:
– Так вы намерены обосноваться здесь?
Матильда ответила ему удивленным взглядом:
– В Анжу я не собираюсь возвращаться.
Он усмехнулся:
– Прекрасно, потому что я не собираюсь просить вас об этом. Я имею в виду здесь, в Кевийи. Вы ведь помните, что прежде я просил вас вернуться.
– И разве мой ответ оставил вам надежду?
Он тряхнул головой, все еще усмехаясь:
– Когда вы уехали в Англию, я скучал по вас. Мне больше не стыдно признаться в этом. Никто не бросал мне такой дерзкий вызов, как вы. Ни одна другая женщина не сравнилась со мной в любовных утехах, ни одна не отдавала в постели так же много, как получала. – Его глаза заблестели. – Вы ни в чем не уступили мне, даже когда я думал, что превзошел вас. Теперь я вспоминаю о нашем прошлом без ненависти. Но главное – это будущее.
Матильду немного смутило его признание. Она ожидала ядовитых выпадов, а вместо этого он сделал ей что-то вроде комплимента, при этом не теряя трезвого взгляда на их нынешнее положение. Ему нужна видимость благополучного брака, чтобы сохранять свой статус в глазах других королей, и Матильда испытала прилив уверенности, когда поняла, что он нуждается в ней больше, чем она в нем.
– Я дам вам все, что захотите, – пообещал Жоффруа. – Только скажите.
– Помнится, раньше вы со мной не церемонились, – язвительно заметила она.
Он взял ее руку и поцеловал обручальное кольцо, потом поцеловал в губы, которые при этом затрепетали, но остались сухими.