– Не вижу в этом особой необходимости, – заявил он комиссару Кроуфорду. – Хотя, разумеется, ни на чем не настаиваю.
– Она нужна мне, – отрезал Карлссон и повернулся к Фриде: – Доктор Брэдшо собирается дать нам свою оценку сцены убийства и состояния рассудка Дойс. Доктор Брэдшо, прошу вас.
Хэл Брэдшо откашлялся.
– Всем вам, наверное, известны мои методы, – начал он. – Я придерживаюсь мнения, что убийцы очень похожи на художников, на рассказчиков. – Кроуфорд одобрительно кивнул и откинулся на спинку кресла, словно наконец почувствовал, что ему ничто не угрожает. – Сцену убийства можно рассматривать как произведение искусства, созданное убийцей.
Когда Брэдшо сел на любимого конька, Фрида откинулась на спинку кресла и уставилась в потолок. Он был собран из пенопластовых плит с грубым серым орнаментом, придававшим им сходство с камнем.
– Когда я увидел фотографии, то почувствовал, что смотрю на главу одной из моих собственных книг. Подозреваю, что раскрываю соль, не рассказав сначала шутки, но мне сразу стало ясно, что Мишель Дойс – высокоорганизованный психопат. Да, когда я использую такое выражение, большинство людей сразу представляют мужчину, который набрасывается с ножом на женщин. Но я использую термин в его строгом значении. Мне стало ясно, что она полностью лишена эмпатии, а следовательно, была в состоянии запланировать убийство, совершить его, создать место преступления, после чего продолжить вести нормальную жизнь.
– Вы пришли к таким выводам еще до того, как поговорили с ней? – уточнил Карлссон.
Брэдшо повернулся к инспектору. Его лицо выражало незлобивое удивление.
– Я работаю в этой области вот уже двадцать пять лет, так что у меня уже развилось шестое чувство – приблизительно такое же, как у экспертов в области искусства, которые мгновенно определяют, поддельный это Вермеер или нет. Разумеется, потом я опросил Мишель Дойс, насколько ее вообще можно опрашивать.
Фрида по-прежнему разглядывала навесной потолок, пытаясь определить, повторяется ли узор на плитах.
– Она призналась? – спросил Карлссон.
Брэдшо фыркнул.
– Место преступления – вот ее признание, – напыщенно произнес он, адресуя бóльшую часть деталей комиссару. – Я смотрел ее дело. Она вела жизнь полной неудачницы, совершенно бессильного человека. Это преступление и это место преступления были окончательной, хотя и запоздалой попыткой получить хоть какой-то контроль над собственной жизнью, своеобразным утверждением сексуальной власти. «Вот голый мужчина, – говорит она. – Вот что я могу с ним сделать». Всю жизнь мужчины отвергали ее. Наконец она решила дать им отпор.
– Звучит убедительно, – заметил комиссар Кроуфорд. – Ты согласен, Мэл?
– Но она хоть что-то сказала, – не отступал Карлссон, – когда вы спросили ее о теле?
– Она не в состоянии дать то, что можно счесть ответом, – пояснил Брэдшо. – Она просто лепетала о реке, о судах и флотах. Но если я правильно излагаю ситуацию, а я в этом уверен, то это не такая уж и ерунда. Это ее способ объясниться. Очевидно, она живет около реки. Она практически видела реку из окна дома. Но, как я понимаю, река скорее символ женщины. Речной женщины. – Фрида успела оторвать взгляд от потолка, чтобы увидеть, как Брэдшо делает плавный жест руками, иллюстрируя сказанное. – А суда и флот, – продолжал он, – это уже символы мужчины. Я полагаю, она говорит нам, что река с ее женскими потоками и приливами уносит мужчину-лодку к морю. А оно является формой смерти.
– Жаль, что она не может просто и ясно все рассказать, – вздохнула Иветта. – Для меня все это звучит несколько абстрактно.
– Она все рассказывает, – возразил Брэдшо. – Ее просто нужно слушать – со всем уважением.
Комиссар Кроуфорд кивнул. Фрида посмотрела на молодую женщину напротив и заметила, как та покрылась румянцем и на секунду сжала кулаки, но тут же разжала их.
– Вы видели записи доктора Кляйн? – спросил Карлссон.
Брэдшо снова презрительно фыркнул.
– Так как доктор Кляйн находится среди нас, я не уверен, что мне следует комментировать ее записи, – заметил он. – Если честно, я не считаю, что есть какая-то необходимость разыскивать невероятно редкие психологические синдромы, связанные с фантазиями. Не обижайтесь, но, на мой взгляд, эти записи отличает определенная наивность. – Он повернулся к Фриде и улыбнулся ей. – Медсестры сказали, что вы купили Мишель игрушечного медвежонка.
– Это была плюшевая собака.
– Это часть вашего исследования или часть лечения? – язвительно поинтересовался Брэдшо.
– Я сделала это, чтобы ей было с кем поговорить.
– Что ж, очень трогательно. Ну да ладно, вернемся к делу. – Он постучал пальцем по картонной папке, лежавшей на столе, и снова адресовал свое выступление комиссару. – Я все изложил здесь. Вот вам мое заключение: это верняк. Она полностью соответствует психологическому портрету. Скорее всего, в суд дело не передать, но закрыть его вполне можно.
– А как насчет недостающего пальца? – неожиданно вступила в разговор Фрида.
– Все здесь. – Брэдшо приподнял папку. – Вы ведь психоаналитик, не так ли? Все полностью укладывается в заданные рамки. Как вы считаете, что символизирует отрезанный палец?
Фрида глубоко вздохнула.
– Вы наверняка полагаете, – ответила она, – что Мишель Дойс, убив этого человека и раздев его донага, хотела символизировать отрезание пениса, поэтому отрезала ему палец. Но почему она просто не отрезала пенис?
Брэдшо снова улыбнулся.
– Вам стоит прочитать мое заключение. Она – психопатка. Она строит свой мир с помощью символов.
Карлссон посмотрел на помощницу.
Иветта пожала плечами.
– Как по мне, все это слишком размыто, слишком заумно, – вздохнула она. – Нельзя признать человека виновным в преступлении, опираясь на одни только символы.
– Но она безумна, – возразил комиссар. – Так что это просто не имеет значения.
– А вы что скажете?
Карлссон повернулся к Фриде, словно со стороны Кроуфорда не было никакого вмешательства. Фрида скорее почувствовала его гнев, чем увидела его. На виске у него пульсировала вена.
– Я не эксперт в таких вопросах, – призналась она. – В отличие от доктора Брэдшо. Я не знаю. То есть я действительно не знаю.
– Но что вы думаете? – настаивал Карлссон.
Фрида снова уставилась на плиты потолка. Определенно, узор случаен, решила она.
– Я просто не могу поверить, что Мишель Дойс действительно совершила убийство. Я пыталась придумать самые разные сценарии того, как она это делает, и ни один из них не показался мне логичным.
– Я только что предоставил вам такой сценарий, – заметил Брэдшо.
– Да. Об этом я и говорю.