Джозеф молча смотрел вперед.
– Если вы работаете в каком-нибудь лондонском саду, – сказала она, – и порезались, придется делать прививку от столбняка. Все из-за лошадиного навоза. В викторианские времена землю удобряли навозом, и бактерии до сих пор живы.
Джозеф молчал. Фрида внимательно посмотрела на него. У него был такой вид, словно из него вышибли всю любовь к жизни. Фрида знала: он так ничего и не рассказал Рубену о том, что произошло. Когда она увидела его в первый раз после возвращения, то заверила, что готова поговорить в любое время, когда ему это понадобится. Но, похоже, ей все же придется сделать первый шаг.
– Джозеф, – начала она, – у вас дома случилась какая-то беда, верно?
Он смотрел прямо перед собой, но она заметила, как он вцепился в руль.
– Хотите рассказать мне?
– Нет.
– Считаете, что я буду думать о вас плохо?
– Я знаю, что вы думать самое плохое.
– Вы поэтому не сообщили нам, что вернулись?
– Вы хорошая женщина. Вам легко. Я плохой человек.
– Джозеф, все люди и хорошие, и плохие одновременно. Все совершают ошибки.
– Не вы.
– Неправда! – запротестовала Фрида. Она задумалась, стоит ли рассказывать ему это, и все-таки решилась. – Знаете, где я была в прошлую пятницу?
– В пятницу? Мы все обедать у Оливии.
– До того. Я была на похоронах Кэти Райпон, молодой женщины, которую похитил Дин Рив и чье тело обнаружили в сливном коллекторе, помните?
Джозеф, как раз выехавший на дорогу с круговым движением, молча кивнул.
– В ее смерти виновата я. Нет, не перебивайте меня. Я виновата. Я действовала впопыхах, не задумываясь о том, что делаю, и в результате она умерла. Вот. А вы что натворили?
Он резко спросил:
– Вы думать, я хороший отец?
– О чем это вы? Я думаю, что вы любите своих сыновей и скучаете по ним. Я думаю, что ради них вы пойдете на все. Я уверена, что вы совершали ошибки. Но им повезло, что у них есть вы.
Он затормозил и повернул к ней помрачневшее лицо.
– У них уже нет я. У них есть он.
– Он?
– Он. У нее новый муж, у них новый папа. Они смотреть на него как на героя. Костюм, и галстук, и пирожные на уик-энд в коробке с лентами. Они смотреть на меня, как на кое-что на подметке. На дерьмо, – уточнил он. – Как на дерьмо.
– Почему?
За ними уже собралась очередь из автомобилей, и водители нетерпеливо жали на сигналы. Джозеф снова поехал вперед.
– Потому, что я – дерьмо.
– Что случилось?
– Она знала о блуждании.
– О блуждании? Вы хотите сказать, о других женщинах?
Фрида тоже знала о других женщинах. Джозеф любил свою жену и был привязан к ней, но она была в Киеве, а он в Лондоне, и для него эти два мира существовали совершенно отдельно: в одном у него была жена, которую он любил, а в другом ее не было.
– Она знать, – повторил Джозеф. – Я приходить домой с подарками и нежным сердцем, я светиться от счастья, я больше не чувствовать одиночества, а она закрывать дверь. Просто закрывать дверь, Фрида. Мои мальчики видеть, как меня прогонять прочь, словно пса.
– Вам хоть раз удалось поговорить об этом?
Он медленно покачал головой.
– Я пытаться. Я встречать ее нового мужа. Хорошая работа. Игрушки для моих мальчиков. Машинки, которые управляться по радио. Компьютерные игры со стрельбой и бомбами. Они не хотеть мои дешевые маленькие подарки, не хотеть меня. Конец. Всему конец. Жизнь превратиться в пепел. Я возвращаться сюда.
– Значит, вы так об этом и не поговорили, не обсудили ничего?
– Что сказать, Фрида, что делать? Всему конец. Все исчезать.
– Сказать ей, что вы чувствуете, услышать, что чувствует она, выяснить, действительно ли всему конец.
– Я – ничто! – с горечью заявил Джозеф. – Я не иметь денег. Я жить в далекой стране. Я плохо поступать у нее за спиной. Зачем ей хотеть меня как мужа? Зачем вы хотеть меня как друга?
– Вы мне нравитесь, – просто ответила Фрида. – И я доверяю вам.
– Доверять? Мне?
– А иначе почему я прошу вас о помощи?
Его глаза наполнились слезами.
– Правда?
– Да. Слушайте, Джозеф, нам обязательно надо это обсудить, но чуть позже. Потому что мы уже почти приехали. Здесь поверните налево. Вот тут и живет Мэри Ортон.
Джозеф нашел место для парковки, и они вышли из машины.
– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила Фрида, когда они уже шли по Бриттани-роуд.
Джозеф остановился.
– Я благодарю вас, – сказал он и, прижав руку к груди, отвесил свой забавный полупоклон.
Они, не сговариваясь, уставились на особняк Мэри Ортон.
– Большой дом для одной женщины, – заметил Джозеф.
– Муж у нее умер, – сообщила Фрида, – дети давным-давно разъехались. А она, похоже, уезжать не собирается. Может, ей хочется, чтобы внукам было где остановиться.
Джозеф рассматривал дом, а Фрида остановила взгляд на его лице. Ей понравилось его выражение – выражение лица человека, полностью поглощенного чем-то, чего она не замечает.
– О чем вы думаете? – не утерпела она.
Он показал на окно третьего этажа.
– Вы видеть там трещину? – От наружного подоконника вниз протянулось нечто похожее на темную нить. – Дом немного двигаться. Не сильно.
– Это плохо? – спросила она.
– Не очень, – ответил Джозеф. – Это Лондон. – Он вытянул руки перед собой и поводил ими параллельно земле. – Стоять на глине. У вас долго нет дождя, затем идти сильный дождь, дома двигаться и… ну, вы понимать… – Он изобразил, как человек обессиленно падает на пол.
– Погружаются, – предположила Фрида.
– Погружаться, – кивнул Джозеф. – Но не так плохо.
Входная дверь открылась еще до того, как они подошли: должно быть, Мэри Ортон заметила двух незнакомцев, разглядывающих ее дом. Фрида спросила себя: сколько же времени старушка проводит, глядя в окно? На Мэри были темно-синие вельветовые слаксы и рубашка в клетку – Фрида отметила, что когда-то она наверняка считалась красавицей. Она все еще была привлекательна, до некоторой степени, конечно, но ее лицо не просто покрылось морщинами – ее кожа походила на оберточную бумагу, которую складывали много раз, а потом развернули. Фрида представилась и представила ей Джозефа.
– Детектив предупредил вас, что мы приедем? – спросила она, ловя себя на том, что говорит слишком громко, словно Мэри Ортон глуховата и глуповата.