– Разве не так действуют аферисты? Втираются в доверие?
– Да. Возможно. Вот только… – Она замолчала.
– Что?
– У меня возникло подозрение, что он немного походил на меня.
Гарри ее слова, похоже, не удивили. Он кивнул, скатал хлебный шарик и уточнил:
– Вы имеете в виду, что он вел себя как психотерапевт с теми, кого обманывал?
– Да.
– Наверное, не очень приятное ощущение.
– Очень неприятное.
– Но я все равно уверен, что вы – потрясающий врач.
Фрида фыркнула.
– Вы просто пытаетесь польстить мне. Вы понятия не имеете, насколько хорошо я выполняю свою работу.
– Я бы доверился и открылся вам.
– Вот только вы этого не сделали. Вы просто задавали вопросы и слушали меня.
– Так спросите меня о чем-то. – Он протянул руки ладонями вверх. – О чем угодно.
– О чем угодно?
– Абсолютно.
– Вы работаете в этой области, потому что любите деньги?
– Хм… Нет, потому что я понимаю деньги и то, как они меняют людей.
– Продолжайте.
– Хороший бухгалтер или финансовый советник – своего рода художник. Вы можете превратить чужие деньги в самые удивительные творческие возможности, во что-то такое, о чем они не смели даже мечтать.
– Чтобы не надо было платить налогов? – уточнила Фрида.
Гарри насмешливо сдвинул брови.
– Вы ведь не из налогового управления, верно? – спросил он. – Речь идет просто о том, чтобы рассмотреть возможности. Для меня это вообще не вопрос денег. Это похоже на прилавки в детской игре. – Он обежал комнату взглядом. – Вот как здесь. Вы спросили, работает ли это место на законных основаниях. Строго говоря, думаю, что нет. Они нашли «серую» область в законе, где-то между рестораном и частным званым обедом, и в пределах этой «серой» области могут развивать свой марокканско-датский творческий потенциал. Что скажете?
– Это Лондон, – пожала плечами Фрида.
Гарри был явно озадачен.
– Что вы имеете в виду?
– Серые области, – ответила она. – События, которые происходят втайне от окружающих: хорошие события, плохие события, странные события.
– А это какое событие? – уточнил Гарри.
– Думаю, хорошее, – призналась она. – Пока однажды здесь или в аналогичном месте не случится пожар, и это место уже не покажется таким забавным.
Лицо у Гарри вытянулось.
– Ну вот, в вас заговорил полицейский.
– Я не полицейский.
– Простите. Разумеется, нет. Следующий вопрос.
– Почему вы еще не женаты?
– Даже не знаю.
Фрида удивленно приподняла брови.
– Я не думал, что останусь неженатым в тридцать восемь лет. Скоро мне уже исполнится сорок – я всегда думал, что в сорок остепенюсь: жена, дети, дом, ну вы понимаете. Что у меня будет жизнь, к которой все рано или поздно приходят. Конечно, у меня были отношения: какие-то – короткие, какие-то – долгие, а когда-то давно я даже был помолвлен с женщиной, которую, как я считал, любил и которая, как я считал, любит меня, но потом… В общем, ничего не вышло. Все постепенно сошло на нет, и иногда я с трудом могу вспомнить, как она выглядела или как себя вела, словно это был сон, да и тот приснился не мне. Думаю, я всегда чувствовал… – он нахмурился и сделал большой глоток вина, – …всегда чувствовал, что я жду.
– Чего ждете?
– Не знаю. Жду, когда начнется настоящая жизнь – жизнь, которая была мне предначертана.
– Настоящая жизнь? – Слова Фриды повисли в воздухе между ними.
– Настоящая жизнь, настоящая любовь. Я не знаю.
Однажды он сказал ей: «Я тебя знаю». Он заглянул ей в глаза и не улыбнулся, и она почувствовала, как его пристальный взгляд прокладывает путь через туннели и потайные двери ее ума.
Что он увидел? Что он нашел, когда вглядывался в нее? Он нашел ее настоящую, ту, до которой больше никто не мог добраться?
Тело не имеет значения. Больше не имеет. Потрескавшаяся кожа и покрытые струпьями губы, грубо обрезанные и сальные волосы, выдающиеся ребра и странные синяки, распустившиеся на бледной, чумазой плоти, не привыкшей к солнцу. Значение имеет только душа. «Ничего не слушай», – внушают тебе голоса. Он сказал: «Я тебя знаю. Положи это на весы. Я тебя знаю». Только это имело значение. Только это.
Совещание состоялось в семь утра, когда на улице еще не до конца рассвело. Повсюду стояли чашки с желто-коричневым чаем, который никто не пил, и печенье «Гарибальди», которое никто из них не ел: Иветта только один раз откусила большой кусок, рассыпав крошки, удивилась собственному поступку и смутилась от громкого хруста, прозвучавшего как раз тогда, когда она должна была говорить. Джейк Ньютон посмотрел на нее с нескрываемой жалостью.
Она разложила на столе карту. Карлссон, Фрида и Крис Мюнстер наклонились и стали ее внимательно разглядывать. Джейк раскачивался на стуле, сохраняя равновесие только благодаря тому, что держался указательными пальцами за край стола, – это чрезвычайно встревожило Иветту и взбесило Карлссона.
– Мы подумали и решили попробовать подвести итог тому, что он успел сделать за свою жизнь, – сказала Иветта, все еще пытаясь проглотить печенье, – где он был, кого видел; попробовать найти принцип и посмотреть, не обнаружатся ли пробелы.
– Продолжай.
– Конечно, за точность не ручаюсь. Нам известно слишком мало, и многое из того, что мы знаем, основано на воспоминаниях. Но смотрите. Вот те дни, когда он виделся с Мэри Ортон. Она обозначена зеленым. Жасмин Шрив – красным. Уайетты – синим. Дни, когда он встречался с Джанет Феррис, разбросаны вокруг, что неудивительно, и есть куча дней, которые никем не заполнены. Но картинка получается достаточно четкая, правда? То есть более четкая, чем можно было бы ожидать, – словно у него была система, и он распределял свое время между всеми людьми, от которых хотел что-то получить.
– Гм… – задумчиво промычал Карлссон. – Похоже. Хорошая работа.
– Но вот какая странность: существуют дни, когда он просто исчезает с радара. Скажем, в каждой группе по десять дней или по две недели есть три-четыре дня, когда невозможно выйти на его след, и, насколько нам известно, в своей квартире он также не появлялся.
– Значит, ты думаешь, был кто-то еще?
– Возможно. Кто-то, кого мы пока не вычислили.
– Возможно, еще одна жертва.
– По крайней мере, похоже на то.
– На фоторобот кто-нибудь отреагировал?
– Ты знаешь систему: звонили десятки людей, кричали, что знают его, но всякий раз мы оказывались в тупике.