– Я напилась! – торжественно заявила Паз, тщательно выговаривая слова. – Надо было притормозить. Но я тормозить не умею. Матушка обычно заставляла меня выпить стакан молока перед вечеринкой, чтобы укрепить желудок. Ненавижу молоко. Саша говорит, что я должна потанцевать. – Она взяла Рубена под руку. – Потанцуете со мной, Рубен? Два человека с разбитыми сердцами…
– А мое сердце разбито?
– Конечно.
– Наверное, вы правы. Просто чуть-чуть потрескалось, но зато во многих местах. Множественные микротрещины. Ваше сердце тоже разбито?
– Мое? – изумленно спросила Тесса.
– Вы не похожи на человека с разбитым сердцем. Я это обычно определяю.
– Как?
– По выражению глаз.
– Не обращайте на него внимания, – посоветовала ей Фрида. – Он так знакомится.
– Прекрасно выглядишь, Фрида, – нежно заметил Гарри, словно они остались в комнате совершенно одни. Рубен поднял брови, а Паз хихикнула, но Фрида их проигнорировала. – Принести тебе выпить?
– Я пью. – Она подняла свой бокал с водой.
– Настоящий напиток.
– Нет, спасибо.
– Тогда принесу себе. Ты что будешь пить, Тесса?
– Бокал вина, пожалуйста.
– Сейчас вернусь.
Они смотрели, как он пробирается сквозь толпу. Саша подошла к ним сзади, обняла Фриду и поцеловала ее в макушку.
– Спасибо, – сказала она.
– За что?
– Не знаю. Сегодня мой день рождения, и мне захотелось сказать тебе «спасибо».
Тесса заметила, как они обменялись улыбками, и вздрогнула. Из-за чего? От зависти к их близости? Саша отошла от них к другой группе гостей, а Фрида обернулась к молодому человеку в оранжевой рубашке, цвет которой совершенно не шел к его волосам, вдобавок напоминавшим воронье гнездо. Он, похоже, был сильно пьян. Он отчаянно размахивал руками и не спускал с нее горящего взгляда, она стояла не шевелясь и слушала.
Ее окружает аура потрясающей сдержанности, подумала Тесса. Она находится в комнате и вместе с тем словно воспринимает происходящее со стороны. Она уделяет собеседнику все свое внимание, и все же чувствуется, что внутренне она отстранена, изолирована. И поэтому к ней тянет словно магнитом.
Вечеринка продолжалась. Прибыл небольшой потрепанный джаз-банд и расположился в углу. Дождь перестал, и между тучами появился полумесяц. В маленьком саду за домом собирались курильщики. Один раз Тесса заметила среди них Гарри и Фриду, они о чем-то беседовали. Он был гораздо выше ростом и смотрел на нее с таким выражением лица, которое Тесса, прекрасно знавшая брата, так и не смогла расшифровать.
– Присматривать за братом?
Она обернулась и оказалась лицом к лицу с крупным мужчиной с большими карими глазами и шрамом на щеке. От него пахло табаком и чем-то еще, но чем именно, она затруднялась сказать – возможно, деревом или смолой.
– Не совсем.
– Водочки? – Он высоко поднял бутылку. Его губы и глаза блестели. – А потом танцевать.
– Я не очень хорошо танцую.
– Именно поэтому сначала водка.
– Вы друг Фриды?
– Конечно.
Он взял стакан для виски, плеснул туда на несколько пальцев водки и протянул Тессе. Она осторожно пригубила напиток под его внимательным взглядом.
И он потащил ее в центр комнаты. Джаз-банд играл какой-то заунывный мотивчик, совершенно не предназначенный для того, чтобы под него танцевали, но мужчине, похоже, было все равно. Он танцевал, не испытывая никакого чувства неловкости. Даже несмотря на то, что желудок опекло огнем после выпитого, Тесса ощущала свою неуклюжесть. Темп музыки постепенно увеличивался, и движения мужчины ускорялись. Он двигался, как акробат, извиваясь на крошечном участке ковра. Музыка словно пульсировала в нем, и присутствующие всячески его поддерживали. Скоро Тесса остановилась и тоже стала просто смотреть.
– Кто он? – спросил неожиданно подошедший Гарри.
– Друг Фриды.
– Как для отшельницы, она, похоже, знакома со многими.
Теперь к мужчине присоединилась девушка, и ее ярко-желтые косы яростно раскачивались в такт музыке.
– Куда она подевалась?
– Она говорила с Сашей и мужчиной в сапогах на каблуках и с диадемой на голове, а я пошел посмотреть, как у тебя дела. Она вернется.
– Все хорошо?
– Очень хорошо.
– Гарри… – угрожающе произнесла она.
– Я просто хочу немного развлечься.
Фрида попыталась незаметно сбежать с вечеринки, как поступала всегда: она ненавидела ритуал прощания с неизменным стоянием в дверях. Когда она уже забрала пальто и спускалась по лестнице, к ней подошел смущенный Джозеф.
– Фрида, – начал он и замолчал. – Я забывать… нет, да, я заканчивать у Мэри Ортон, и она давать мне что-то…
– Мы обязательно поговорим, – пообещала Фрида, – когда вы протрезвеете. А если бы вас арестовали за то, что вы ударили того фотографа?
– Но я думать, что это может быть важно.
– Что, если бы с ним был репортер? Тогда Карлссон не смог бы дернуть за ниточки, и вам пришлось бы вернуться в Украину.
Джозеф совсем упал духом.
– Фрида…
– Нет! – отрезала она. – Я тороплюсь.
Была только половина десятого. Она поехала в метро от станции Клифам-Норт до самой Арчвэй. Она шла по Хайгейт-Хилл, мимо каменной кошки, спрятавшейся за оградой. Она была рада, что пила только воду. Ей нужна была ясная голова. Она добралась до парка Уотерлоу и постояла у входа, глядя через запертые ворота. Тучи рассеялись, и яркий свет луны падал на блестящую после недавнего дождя траву. Внезапно она оглянулась. Она что-то услышала? Шаги? Кашель? Или почувствовала чей-то взгляд? На противоположной стороне дороги стояла группа подростков. Мимо нее, взявшись за руки, прошла парочка.
У нее ушло меньше минуты на то, чтобы присоединиться к свадьбе. В гостиной обед уже закончился, и гости разбились по группкам. Воздух гудел от разговоров, играла музыка. Несколько человек танцевали на деревянном полу, включая стайку детишек, которые держались за руки, хихикали и толкали друг друга. Фрида заметила высокую темноволосую женщину в длинном платье цвета слоновой кости с красными цветами в волосах, которая медленно двигалась в объятиях рыжеволосого мужчины. Невеста, решила Фрида.
Незамеченная, она стояла и наблюдала. Происходящее напоминало старый фильм, зернистый и немного стертый. Мимо прошел мужчина с подносом, полным бокалов с шампанским, и, заметив Фриду, предложил ей выпить, но она покачала головой. Она все еще могла уйти, и на мгновение ей показалось, что перед глазами у нее замерла ее собственная жизнь: одно движение, и все изменится.