– Я и правда словно оказалась у нее в мозгу, – призналась она. – Когда большинство из нас выходит на улицу, мы приносим с собой сувениры на память или, возможно, делаем фотографии. Но она просто приносила с собой предметы.
– Она была настоящей сорокой, – заметил Карлссон.
– Да, – нахмурилась Фрида. – Да, так и есть.
– В вашем исполнении это звучит интригующе. Но ведь так называют всех, кто собирает разные пустяки.
Фрида посмотрела в окно. Стало пасмурно.
– Здесь есть свет?
Карлссон пошел к двери, чтобы включить верхний свет, а потом ногой включил еще и старый торшер в углу. Фрида шагнула вперед и присмотрелась к торшеру внимательнее. С рамы, державшей абажур, на тонких нитках свешивались какие-то мелкие предметы, похожие на бусинки и кусочки стекла. Фрида, прищурившись, осмотрела их один за другим.
– Сороки не собирают все подряд, – задумчиво уточнила она. – Они собирают только то, что блестит.
– Я в них не очень-то разбираюсь, – признался Карлссон. – Когда они мне попадаются, то, в основном, клюют мертвых голубей.
Фрида достала из кармана новую пару хирургических перчаток и надела их.
– Вы все еще покупаете их за свой счет? – спросил Карлссон. – Мы можем приобретать их специально для вас.
– Помните, что сказала Иветта о Мишель Дойс? Что она – самая грустная женщина, которую она когда-либо встречала? Эта комната в точности такая же. Все эти мертвые кусочки птиц, газеты, сигаретные окурки, выкуренные другими людьми… В них сосредоточена грусть, о которой я даже думать не хочу. Но эти блестящие штучки – совсем другое дело. Они симпатичные.
– Если вам в принципе такое нравится.
– Подойдите поближе, посмотрите на них.
– Вы серьезно?
– Да.
Карлссон подошел.
– Что вы видите? – спросила она.
– Кусочки стекла.
Она осторожно положила один из висящих на нитке предметов на свою затянутую в перчатку ладонь.
– А вот это что такое?
– Это бусинка.
– Опишите ее мне.
– Ну, это не совсем бусинка. Это кубик из какого-то блестящего металла, а в центре у него что-то синее.
– Я думаю, синее пятнышко в центре вполне может быть ляпис-лазурью, – предположила Фрида. – А блестящий металл – серебром.
– Мило.
– Что еще?
– Вы не шутите? – удивился Карлссон.
– Нет.
Он напряг зрение.
– Тут с двух сторон висит какая-то маленькая металлическая штуковина.
– И что же это?
– Я не знаю.
– Как вы считаете, она не должна цеплять бусинку к чему-то еще?
– Возможно. А возможно, и нет.
– А теперь посмотрите сюда, – продолжала Фрида. – Здесь еще две таких штучки, а с другой стороны – еще одна. Точно такая же.
Она отступила назад. Она стояла слишком близко к лампе, и свет слепил ее.
– Должны быть еще такие же.
– То есть такие же бусинки?
– Да. Такие же бусинки.
Она начала бродить по комнате.
– Фрида…
– Заткнитесь! – отрезала Фрида. – Ищите их.
Она нашла три, разложенные в ряд на подоконнике. Карлссон нашел четыре в стакане: они были выложены вокруг огарка свечи, стоявшей в натекшем воске. Еще четыре выстроились цепочкой на дверной коробке.
– Как на детском празднике, – заметил Карлссон.
Фрида стояла в центре комнаты, зажмурившись. Внезапно она открыла глаза и спросила:
– Что?
– Я сказал, как на детском празднике. Ну, когда взрослые прячут какой-нибудь «клад», а дети его потом ищут.
Фрида никак не отреагировала на его слова. Она сняла три бусинки с подоконника, разложила их на ладони и принялась пристально разглядывать. Потом повернулась к Карлссону.
– У вас есть фонарик?
– Нет.
– Я думала, полицейские всегда носят с собой фонарик.
– В фильмах, которые снимали в пятидесятых годах. Боюсь, дубинки у меня тоже нет.
Она подошла к торшеру, сняла абажур и поднесла руку к лампочке. Она так пристально разглядывала бусины, что у нее разболелись глаза.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Карлссон.
– Взгляните на эту, – указала Фрида на одну из бусинок.
– Какая-то грязная, – заметил Карлссон.
– У вас есть, куда их сложить?
Карлссон достал из кармана прозрачный пакетик для улик, и Фрида аккуратно сложила в него бусины, одну за другой.
– Как вы считаете, что это? – спросила она.
– Бусинки.
– А что получится, если соединить все бусины вместе?
– Что-то типа браслета?
– А если у вас много бусинок?
– Возможно, ожерелье. Но ведь Мишель Дойс просто нашла их где-то, разве нет?
– Совершенно верно, – согласилась Фрида. – Когда она нашла их, они были соединены вместе, а она разобрала украшение и использовала отдельные бусины, чтобы украсить свою комнату. Они красивые. На мой взгляд, это ручная работа. Достаточно дорогая вещь. Она не могла найти такое украшение на тротуаре.
– Значит…
– Значит, скажите своим парням, чтобы ни в коем случае их не выбрасывали. Наоборот, они должны найти как можно больше таких бусин. Наверное, их еще штук пятнадцать или двадцать, как минимум. Затем сфотографируйте их и предъявите снимок Айлинг Уайетт. И вы сказали, что одна из них грязная. Узнайте, что это за грязь.
– Конечно, может оказаться, что это всего лишь бусины, – упрямо добавил Карлссон.
Когда зазвонил телефон, Фрида подумала, что это наверняка Карлссон. В самом звуке звонка ей чудился его акцент.
– Что случилось?
– Вы прощены, – заявил Карлссон. – Полностью прощены. Айлинг Уайетт опознала ожерелье. Она сказала, что оно «куда-то подевалось» несколько недель назад. Какое удивительное совпадение! Наш собиратель трофеев снова за работой. Роберт Пул, очевидно, брал разные предметы у тех, кого обманул, и перераспределял их – своеобразное «поигрывание мускулами». Но это еще не самое интересное. Вы все знали, верно? Хотя хрен поймешь откуда. Грязь на ожерелье оказалась кровью. Кровью Роберта Пула. – Он помолчал. – Вы ведь понимаете, что это означает, не так ли? Это означает, что мы можем предъявить обвинение Фрэнку Уайетту.
– Нет, – возразила Фрида. – Это означает, что вы не можете предъявить обвинение Фрэнку Уайетту.
– Джоанна, – спросила Фрида, – куда еще Дину нравилось ходить? Помимо Маргита.