– Нет, спасибо. Я знаю, где это находится.
– Отлично! День нынче будет замечательный. Солнечно, легкий ветер, выше тридцати восьми градусов…
– Ух ты. Просто жара.
– О да, это точно. Куда приятнее. Но знаете, холодная погода закаляет характер, так что спешите насладиться.
– Как вас зовут? – снова поинтересовался Уилл.
– Я просто одна из операторов коммутатора, мистер Вест. Так, стало быть, вы проснулись? Перелет через всю страну чреват недосыпанием…
– Даю слово: я проснулся.
– Хорошо, хорошо, хорошо. В кафе подают завтрак, если вы хотите перекусить перед встречей. Желаю вам хорошего дня, мистер Вест.
Телефонистка, как бы ее ни звали, закончила разговор. Уилл услышал нечто вроде бодрящей музыки. Он положил трубку и впервые по-настоящему рассмотрел телефон. Он поднял его. Аппарат оказался необычно тяжелым – не меньше двух фунтов. Он не нашел ни единой спайки, щелочки или винтика, словно телефон был сделан из единого куска какого-то материала. Ни диска, ни кнопок. Вернее – только одна большая кнопка посередине. Блестящая белая эмаль с черной заглавной буквой «Ц» посередине.
Уилл снял трубку и нажал на эту кнопку. Ему немедленно ответила телефонистка.
– Доброе утро, мистер Вест. Чем могу помочь вам сегодня?
Если это была и не та же самая женщина, голос у нее был очень похож. Уилл положил трубку, не сказав ни слова. Он быстро принял душ и оделся в новую школьную форму: темно-синюю рубашку поло с длинным рукавом, серые брюки и зимние ботинки. Пристегнул к ремню пейджер и сунул в карман темные очки Дейва, после чего посмотрел на свое отражение в зеркале на двери гардеробной. Он выглядел так непривычно, что по спине у него побежали мурашки: он стал похож на одного из ребят со страниц рекламного буклета.
«Это я. Теперь я – учащийся Центра».
– Как хорошо быть живым, – пробормотал Уилл.
Он вышел в гостиную и застал там Аджая. Тот предложил вместе позавтракать. Они вместе вышли из общежития. Телефонистка оказалась права: вчерашнего холода не осталось и в помине. На этот раз прошло целых три минуты, прежде чем Уилл почувствовал, что лицо промерзло, можно сказать, до мозга.
– Ты что-нибудь знаешь о телефонистках?
– Об операторах телефонной станции? – Аджай сделал большие глаза. – О, они очень загадочны.
– В каком смысле?
– Никто не знает, кто они такие и где их рабочие места. Они всегда отвечают мгновенно, когда бы ты ни снял трубку, но никто их никогда не видел. И они никогда не отвечают, как их зовут.
– Но они должны находиться где-то в кампусе. У той, которая говорила со мной, явно местный выговор.
– Знаю, – кивнул Аджай. – Любая из них говорит как твоя любимая тетушка. Еще чуть-чуть – и запахнет яблочным пирогом, который она испекла для тебя.
Они вошли в кафе. Оно было большим, как универсальный магазин, и его наполняла толпа бодрых и энергичных подростков. Даже, пожалуй, чересчур энергичных.
«Может быть, дело в кофе», – подумал Уилл. Они с Аджаем встали в одну из очередей вокруг большой буфетной стойки, где можно было выбрать блюда для невероятно сытного завтрака. Аджай и Уилл нагрузили подносы тарелками и сели за угловой столик. Уилл никогда не жаловался на плохой аппетит, но Аджай его поразил: и вчера вечером, и сегодня он поглощал такой объем еды, что хватило бы для клейдесдаля [17] .
– Подумать только, – покачал головой Уилл. – Наверное, поход сюда стоит маленькое состояние.
– Мне говорили, что большое состояние, но честно говоря, точно не знаю. У меня полная стипендия.
– И у тебя тоже?
– Я же тебе говорил, старина, – улыбнулся Аджай. – Мы с тобой – родственные души.
– А как тебя разыскали?
– По результатам теста, который я сделал в старой школе в восьмом классе. Два месяца спустя приехала доктор Роббинс – четвертого февраля две тысячи девятого года, в среду, в четыре часа пятнадцать минут пополудни. Вот так.
– Их заинтересовало в тебе что-то особенное? – спросил Уилл.
– В то время – нет. Но с тех пор они выказывали некоторый интерес к моим способностям. – Аджай опасливо огляделся по сторонам. – Хочешь, скажу?
– Скажи.
– У меня редкостно острое зрение, – негромко проговорил Аджай. – Стандарт выражается цифрами 20/20. Это означает, что человек на расстоянии в двадцать футов видит то, что видит большинство людей. Зрение лучших пилотов-стрелков, в среднем, составляет 20/12, а это значит, что они на расстоянии в двадцать футов видят то, что большинство людей видит на расстоянии в двенадцать футов. А у меня, получается – 20/6.
– Слушай, да это просто как у орла.
– Мне говорили, что у орла 20/4, но орлов не заставишь пройти обследование. К тому же, у меня это не наследственное. И мама, и папа носят очки, а без очков мой отец слеп, как летучая мышь. – Аджай немного растерялся. – И это еще не все.
Уилл терпеливо ждал.
– У меня есть еще одна способность, – сказал Аджай. – Но ты должен дать слово, что никому не расскажешь.
– Честное слово.
Аджай наклонился ближе к Уиллу и прошептал:
– За последние несколько лет я обнаружил, что наделен поистине фотографической памятью. Я запоминаю все, что вижу.
– Сомнительно.
– Так все реагируют. Дай-ка мне вон ту газету.
Уилл протянул Аджаю номер школьной газеты «Рыцарь», которую кто-то оставил на соседнем столике. Аджай бросил взгляд на газету и отдал ее Уиллу. Затем он принялся цитировать всю страницу, слово в слово, без пауз, а Уилл следил, все ли правильно.
– Ты мог запомнить заранее, – с сомнением сказал Уилл.
– Мог. Но не запоминал.
– Значит, ты не только все видишь, – сказал Уилл, – но еще и запоминаешь все, что увидел.
– Про это я им даже не рассказывал, – сказал Аджай, еще ближе наклонившись к Уиллу. – Я помню все, что когда-либо происходило со мной.
– Правда? Неужели? И ты всегда это умел?
– Наверное, умел, но никогда не увидел в этом ничего необычного. Пока не осознал, что все хранится вот здесь, – он постучал себя по лбу, – как на жестком диске.
Уилл осторожно спросил:
– Почему ты не хочешь, чтобы об этом узнали?
– Боюсь, что если об этом пройдет слух, другие ученики начнут приставать ко мне, чтобы я помогал им в учебе. Или чтобы я помогал им жульничать. Или преподаватели меня начнут изучать. Может, я параноик, но уж лучше я сохраню это в секрете.
– Мне знакомо это чувство, – сказал Уилл.