Не свалился. Подошел к Вожаку, протянул ему руку с зажатыми в ней кусками окровавленной плоти. Тот благосклонно кивнул.
– Давно бы так. Видишь, как все просто? Подошел, отрезал, пошел дальше! Видели, как все просто? И что будет с теми, кто откажется исполнить приказ? Вы должны быть готовы исполнить любой, ЛЮБОЙ приказ Императора и своих командиров! Ведь приказ командира и есть приказ Императора, и каждый, кто не выполняет приказ Императора, умрет! Ваши командиры – это руки Императора, и вы не можете ослушаться!
Вожак помолчал и обычным, без пафоса, голосом добавил:
– Брось их на землю. Нож сюда. Отведите его к лекарю.
Парня увели, и настал черед следующего испытуемого. Он должен был принести нос… Еще один – глаз. Палец. Два пальца.
Менялись парни, менялись задания. Площадка загона походила на бойню – кровь, крики, стоны, трое парней-Щенков упали в обморок, глядя на происходящее. Их привели в чувство, раздели и высекли – так же страшно, как и первого наказанного.
Псы не должны бояться крови, не должны падать в обморок, как дворянская девица. Им приказали вырезать сердца из трех умирающих от потери крови сумасшедших. Парни сделали это – падая, рыдая, вымазанные в своей и чужой крови.
Когда очередь дошла до Щенка, в загоне осталось лишь несколько живых – человек пять изрезанных, искромсанных парней, истекающих кровью, обезображенных до неузнаваемости.
Щенок с замиранием в сердце ждал, что сейчас ему поручат что-то особо мерзкое, и гадал, что же это такое будет. Он не сомневался, что сделает это – Звереныш ждал момента, чтобы выскочить наружу, а уж он-то крови не боялся – он жаждал ее! И ему не было жаль этих несчастных, которые все равно бы умерли, не так страшно, конечно, но умерли. Все умирают – люди и звери. Но смерти нет!
Вожак махнул рукой, и через пару минут в загородку завели трех парней, руки которых были связаны за спиной. Они завывали, рычали, дергались, как захваченные в плен волки, и когда веревки, стягивающие руки, отпустили, набросились на своих пленителей, со смехом ускользнувших в стороны. Недопески перепрыгнули загородку, и сумасшедшие врезались в нее со всего разгона, протягивая руки к людям, клацая зубами, растопырив пальцы с сорванными до крови ногтями.
– Вы должны войти туда и убить всех, – приказал Вожак, внимательно наблюдая за оставшимися испытуемыми. – Всех, это значит – вот этих троих буйных и остальных, тех, что еще живы. За каждого оставшегося в живых вы получите по десять… нет – по двадцать ударов плетью! Так что позаботьтесь, чтобы ни одного из них ТОЧНО не осталось в живых. Да, и вот еще что – вырежете сердца у этих трех и принесете их мне. Все ясно?
– Ясно, – сдавленным голосом пробасил тот, кому некогда Щенок вырвал половину щеки.
– Ясно, – выдавил Саргос, бледный как мел. Адрусу даже показалось, что у того волосы встали дыбом.
– Ясно, – равнодушно сказал Звереныш, спокойный, как надгробие. Он уже не волновался. Страх куда-то испарился, место в голове занял зверь, которому было плевать на чужую жизнь, на чужие страдания – вся жизнь страдание, всех не пережалеешь! А своя шкура гораздо дороже, чем чужая. И свое сердце…
Вожак внимательно следил за двумя лидерами, теми, кто выделился среди общей массы рабов. Он специально подгадал так, чтобы остались эти двое, и специально дал им в «соперники» трех буйных сумасшедших, желая посмотреть, как они будут себя вести в экстремальной ситуации, не зная, как нужно обращаться с ножом, ничего не умея.
Третий парень попал в эту тройку вроде бы случайно, но не совсем. Вожак заметил, что Саргос жмется к Щенку, и его хитрый многоопытный разум сразу просчитал ситуацию. Этот парень ищет защиты у более сильного, и, скорее всего, служит у него кем-то вроде адъютанта, помощника, подчиненного, как младший командир у старшего.
Вожак из рук в руки передал боевые ножи – один окровавленный, тот, который использовали все участники испытания, и два новых, чистых, не отличающихся от первого ничем, кроме своей чистоты.
Острые лезвия, которыми можно побриться и так же легко отрезать голову. Рукояти – деревянные, с насечками, чтобы не скользили. Простые и незамысловатые орудия убийства, одно из которых уже вволю напилось человеческой крови.
Передавая нож Щенку, Вожак заметил, как тот остро, будто запоминая, посмотрел в глаза командиру, и хотя он тут же опустил взгляд вниз, Вожак понял – этот мальчишка ненавидит его самой лютой ненавистью. Дай ему волю – убьет при первой же возможности.
Не он первый, не он последний! – вздохнул Лаган и попытался снова поймать взгляд парня. У него не получилось. Тот упорно смотрел куда-то вниз, на башмаки или в небо, поверх головы командира, будто рассчитывая улететь далеко-далеко, в небесную высь, туда, откуда его не достанут никакие рабовладельцы.
Адрус смотрел на то, что делало его тело, отстраненно, будто рука не принадлежала ему, будто это не он вошел в загон и быстрым движением вогнал клинок в грудь первому же бросившемуся на него человеку.
Запомнилось, как нож скрежетнул по ребрам, застрял, зажатый сдувшейся грудью убитого, и выскользнул из потной руки, торча в мертвом теле.
От второго безумца защищаться было уже нечем, если не считать того, что дал Адрусу Создатель – рук и ног.
Безумец с ходу сбил с ног ошалелого, испуганного Саргуса, навалился на него и стал терзать, рвать зубами шею парня, добираясь до кровяной жилы. Щенок так никогда и не узнал – что вело безумца, почему он так желал крови, почему в мозгу парня вдруг вспыхнула ненормальная, болезненная тяга к убийству, к запаху красной, липкой жидкости, почему исчезли все мысли, кроме одной – убить во что бы то ни стало!
Впрочем, а разве Звереныш не отличался от этого ненормального лишь тем, что не наслаждался вкусом крови? Он так же жаждал убить врага, так же терял контроль над собой в неистовом желании разорвать противника! Тогда чем он отличается от этого сумасшедшего?
Саргус едва не погиб. Пока Адрус, пытавшийся взять контроль над телом, мысленно рассуждал о своих ненормальных наклонностях, безумец уже выплевывал рваные куски кожи верещавшего, как свинья, парня. Только когда Щенок встретился взглядом с погибающим «напарником», опомнился и, дав волю Зверенышу, прыгнул на спину сумасшедшему. Схватив его за подбородок, загнул шею назад и выгибал до тех пор, пока та не сломалась, издав треск, будто кто-то ломал сухой хворост.
Глаза безумца еще моргали, удивленно глядя на своего убийцу, но тело двигаться не могло, обмякло и придавило Саргуса к земле.
Щенок прошел к первому убитому им парню, упершись ногой в его живот, выдернул застрявший клинок, размахнулся и со всей силы ударил им по шее лежащего будто топором или мечом.
Нож с чавканьем врубился в шею – острейшее лезвие с морозным узором на клинке легко перерубило ее до самого позвоночника. Еще удар – голова отделилась и покатилась под ноги третьему парню, который стоял над трупом убитого им человека.