— Боишься, что теперь она тебя опылит каким-нибудь химикатом? — не удержалась от иронии Мила. — Надо было сдать ее суток на пятнадцать мести дворы.
— Если бы я знал, что она ударит меня в лоб, загодя позвонил бы в милицию, — с сожалением вздохнул Алик. — Надеюсь, из-за нее ты не изменила своих планов?
— Каких это? — не поняла Мила.
— Ну… Когда я выйду отсюда, мы пойдем в ресторан?
— Ты что? — опешила та. — Из-за чего так рисковать? Если Софья пронюхает…
— Мы будем очень осторожны, — интимным голосом сказал Алик и, завладев обеими руками Милы, прижал их к своей груди.
Тут в палату вошла медсестра и со вздохом произнесла:
— Опять, Альберт Николаевич, ваша жена разгуливает по коридорам. Бледная, словно привидение. Наверное, подглядывала за вами. Отправьте вы ее, в самом деле, домой, всем легче станет.
Алик позеленел и, отбросив руки Милы, начал судорожно хватать ртом воздух.
— Вам плохо? — подпрыгнула сестричка, обеспокоившись.
— Не волнуйтесь, — усмехнулась Мила. — Это просто синдром обманщика.
Она подула на Алика, потом легонько похлопала его по щекам.
— Послушай, дорогой, если ты так боишься свою жену, то будь с ней честен.
— Она все равно ревнует! — вскричал взбешенный Алик. — Есть повод или нет, я страдаю одинаково!
— Ах да, я уже, кажется, знакома с этой точкой зрения, — пробормотала Мила.
— Я объясню ей, что мы занимались литературными делами, — заметался тот и промокнул салфеткой капельки пота, выступившие над верхней губой.
— Конечно-конечно, — приободрила его Мила. — Скажешь, что я приехала, чтобы поделиться с тобой замыслом нового рассказа.
— Кстати, Милочка, — внезапно спохватился Алик. — Как ты можешь объяснить вот это?
Свесившись с кровати, Алик открыл тумбочку и нырнул в нее головой. Выдернул оттуда пластиковую папку и, снова приняв вертикальное положение, торжественно вручил Миле.
— Что это? — спросила она. — Кажется, мой почерк? — И, достав криво исписанные от руки листы, начала читать, шевеля губами.
— Этот опус мне принесла секретарша. Говорит, только что получила по почте. На конверте стояло твое имя. Да и рука, мне кажется, тоже твоя.
— «Люди влюбляются, люди слипаются, женятся», — прочитала заголовок Мила.
— Ну, как? — спросил Алик. — Признаешь авторство?
— Дай-ка я дальше посмотрю, — покраснела Мила. — «Частный детектив Батискафов влюбился в медсестру с первого этажа. Она была такая розовая, словно фруктовая жевательная резинка, и он приклеился к ней навсегда. Встречаясь после работы на лестничной площадке, они начинали безоглядно целоваться, превращаясь на это время в один большой жеваный комок». Боже мой, что это?! — испугалась она. — Как это к тебе попало?
— Я же говорю: пришло по почте.
— Вероятно, я написала это в тот вечер, когда находилась под действием наркотиков! — воскликнула Мила.
Алик уронил на пол несколько подушек. Глаза его сделались туманны:
— Милочка! Ты глотаешь «колеса»? Или покуриваешь «травку»? Или, боже упаси, колешься?
— Не волнуйся, я съела или выпила наркотическое вещество по ошибке, — сказала Мила. — Я, конечно, заберу у тебя папку. Постарайся забыть, что ты это видел.
— Но если ты заберёшь, что я скажу Софье? Как оправдаюсь перед ней? Она спросит, что мы делали. И что отвечу я?!
— Боже мой, Алик! Признайся: в чем секрет ее успеха? Когда я найду себе подходящую партию, я попытаюсь использовать методику твоей жены.
— Это не тема для шуток, — надулся Алик, складывая руки на груди.
— Я и не шучу! Ты взрослый независимый мужчина! Почему ты так боишься свою жену? Что она может тебе сделать?
— Она может меня убить, — шепотом ответил тот.
* * *
«Все говорят об убийствах, словно их запрограммировали, — сердито думала Мила, шагая по тротуару. — Или это я первая начала, а остальные подхватили эстафетную палочку?» Листопадов вел себя корректно и болтался где-то сзади, не приставая с разговорами. Через некоторое время его корректность стала действовать Миле на нервы. «Если меня пырнут в толпе ножом, он, конечно, догонит преступника, — с неожиданным раздражением решила она. — Но разве можно предотвратить убийство, плетясь в хвосте, нога за ногу?»
Очутившись дома, она отправилась на кухню и стала готовиться к встрече с Гуркиным. Часа через полтора квартира наполнилась запахами, способными свести с ума всякого плохо обеспеченного холостяка. Когда ровно в пять раздался звонок в дверь. Мила внутренне напряглась.
Гуркин возник на пороге, изрядно обношенный, но красивый и гордый, словно русский крейсер, переживший революцию, войну и несколько финансовых кризисов. Мила рассчитывала, что он скажет что-нибудь типа: «О! Как восхитительно пахнет! Ты, верно, приготовила что-нибудь божественное!» Вместо этого наемный ухажер произнес дежурную фразу:
— Здравствуй, Тыквочка! Я жутчайше по тебе соскучился!
Он поцеловал ее в щеку — звонко, так, чтобы слышали все окрест — и, просочившись в коридор, аккуратно повесил куртку на крючок.
— Мы сегодня никуда не идем? — продолжил он, делая вид, что у него отсутствует обоняние. — Нет? Тогда я немного вздремну на диване? Меня всю ночь мучили интегральные уравнения,
— А у меня готов потрясающий обед! — сообщила Мила, полюбовавшись зубами Гуркина в тот момент, когда он широко и сладостно зевнул, зажмурив глаза. — Может быть, перед тем как прилечь, ты составишь мне компанию за столом?
— Но я абсолютно не голоден! — заявил тот с легкостью бедного, но чертовски гордого аристократа.
«Что же это получается? — испугалась Мила. — Гуркин и есть тот злодей, который отравил овощную смесь?»
— Все продукты свеженькие, — поощрила она его. — Только что с рынка.
— Тыквочка, но я правда не хочу кушать! — испугался ее настойчивости Гуркин и даже слегка побледнел. — Я всегда прихожу к тебе после обеда в столовой. Там потрясающе сытные пельмени.
— Разве их сравнишь с цыплятками табака? С маринованными огурчиками?
— Я не люблю чеснок, — пробормотал Гуркин.
— А в ресторане на юбилее прадедушки ты ел сырную пасту! — уличила она его. — И от тебя несло чесноком за три километра!
— Ты перепутала меня с Николаем.
Возможно, он хотел ее уколоть, а возможно, просто изо всех сил отпирался.
— Как же так? Ты молод, полон сил, что для тебя какие-то там пельмени? — не желала сдаваться Мила. — Они усвоились, пока ты ехал в общественном транспорте. Толпа наверняка помогала процессу пищеварения, перетирая пищу путем массирования твоего живота локтями.