Мы обшаривали помещения, не пропуская ни одной двери. Здесь были комнаты отдыха с трехъярусными кроватями, медицинский кабинет, в котором осталась Фира, маленько понимающая в этом вопросе, что-то вроде конференц-зала, поскольку другого предназначения для помещения, где находились только большой полусгнивший круглый стол и стулья, мы придумать не смогли.
И в каждой комнате было что-то, что оказывалось нам нужным или требовало тщательного осмотра. В одной мы обнаружили кучу печатных машинок и несколько скелетов в неплохо сохранившейся форме, глядя на которые, Одессит печально заметил:
— Гражданки были, вон какие ремешки узкие. В талию…
— Машинистки, — согласился Голд. — Или что-то в этом роде. Ремни собери.
В спальных помещениях мы увидели тумбочки, и я сразу поставил себе в памяти зарубку: обшарить их. Там ведь и мыло может быть, и бритвы, и вообще что угодно, вплоть до порножурналов. Солдаты же. Я сам в академии чего только в них не хранил, за что иногда и получал наряды, как правило, после команды: «Тумбочки к осмотру».
И в финале, когда мы дошли почти до самого конца коридора, Голд удовлетворенно выдохнул и сообщил всем:
— Вот и он, больной зуб.
Он посветил фонариком на дверь и потер рукавом табличку на ней. На нас радостно уставился скалящийся череп, пронзенный кривой молнией.
— Надо полагать, тут некогда жило электричество, — предположил Одессит. — Можно я потом себе эту табличку заберу, а? Есть у меня одна замечательно гаденькая мысль…
— Угадал. — Голд толкнул дверь, открывающуюся внутрь. Ничего не произошло — она была заперта.
— Железо. — Тор постучал по металлу пальцем. — Хорошая работа.
— Будем вскрывать. — Голд почесал затылок. — Крепыш, метнись к нашим и тащи сюда Азиза. Без него никак.
Зимбабвиец с нами не пошел. То есть он, вздохнув, тоже встал с пола, когда я поднялся, но было видно, что радости это ему не доставляет. Темных и нехороших мест Азиз не любил. Он был очень мнителен в вопросах мистики, на Черном континенте к этому вообще относятся серьезно.
— Тащи? — Крепыш тревожно заулыбался. — Азиза? Смеетесь?
— Скажи: я хочу, чтобы он сюда пришел. — Я приблизился к последней двери. — Давай-давай, он тут и впрямь нужен.
Эта дверь оказалась открытой, но решетка за ней была заперта.
— Захлопнулась, как видно. — Голд запустил руки в темные от времени проемы решетки и подергал ее. — Но наш здоровяк ее сможет выдрать из стены, как мне думается.
— Даже если он это не сделает, я эту стену по кирпичику разберу, — уведомил я Голда, освещая лучом фонарика содержимое небольшой каморки.
Цинки с патронами, несколько ящиков с чем-то еще, стоящих около одной стены, стойка с автоматами у другой. Я был готов пуститься в пляс. На фоне склада — всего ничего, но нам любое добро было в радость.
— Нам надо было просто повнимательнее тогда смотреть по сторонам, — заметила Настя. — И не пришлось бы с одним пистолетом по степи мотаться.
— Может, и так. — Я не переставал рыскать лучом фонаря по оружейке. — А может, и к лучшему, что так вышло. Нас на авантюры бедность толкала, когда с голым задом на муравейнике сидишь, то идешь на все, что предложит судьба.
— Ну, не знаю, не знаю, — подал голос Голд. — И ты не из тех, кто ровно на пятой точке сидит, и остальные у нас тебе под стать подобрались. Надо же, стена не отсырела, не отрухлявела. Может, в соседней комнате молоток какой найдем?
— Мы с тобой два идиота. — Я перевел луч фонаря на него. — Какой молоток? Надо полагать, тут был дежурный офицер, при оружейке. А может, и просто боец, но тоже дежурный. А у него был…
— Ключ, — кивнул Голд.
— Я копаться в костях не буду, — поняла, куда мы гнем, Настя. — Я брезгую. Можете меня осудить и даже заклеймить, но не буду. Пусть вон Фирка там роется, у нее ни брезгливости нет, ни принципов.
— Друг мой. — Я приобнял Одессита за плечи. — Ты столько раз твердил про свой этот… Как его…
— Фарт, — любезно подсказала мне Настя.
— Вот-вот, — благодарно посмотрел на нее я. — Теперь у тебя есть шанс доказать нам всем, что он у тебя и впрямь есть. В путь, приятель. И помни: мы ждем тебя с ключом.
— Второй там тоже поищи, от вот этой двери. — Голд показал на энергоблок. — И тогда я тебе лично обещаю: табличка твоя.
— Та табличка и так мне бы досталась, — хмуро сказал ему Одессит, но послушно пошел к выходу. Крепыш поспешил за ним, видимо, ведомый долгом дружбы.
Вернулись они быстро, причем в компании с Азизом, мрачным и постоянно озирающимся.
— Плохое место, — пробасил он. — Много людей умерло тут, плохо умерло.
— Не согласен. — Я снова осветил нашу маленькую пещерку Аладдина. — Что людей много умерло — это да, но место не плохое. Оно богатое.
— Оружие — это хорошо. — Азиз не переставал оглядываться. — Давайте его забирать и уходить.
— Одессит, порадуй меня, — глянул на балагура, который светился не хуже фонарика.
— Можете звать меня не Одессит, а Буратино, — невероятно гордо заявил тот и подбоченился.
— Мы и без того знаем, что ты деревянный человечек. — Голд щелкнул пальцами. — Ключ где?
— Таки даже пять. — И Одессит разжал ладонь, на которой мы увидели несколько ключей. — Какой-то из них должен подойти.
Ну да, дверей-то много и у каждой замок.
К оружейке подошел третий по счету ключ. Он со скрежетом провернулся в замке, и решетка, скрипнув, открылась.
— Есть! — Мне стало очень хорошо, и внутри как-то потеплело даже, как после второй рюмки текилы.
Первым делом я откинул крышку верхнего ящика и тихонько взвыл от радости: там аккуратненько, каждая в своем деревянном гнездышке, лежали гранаты. Кругленькие, как яички, приятного зеленого цвета. Отдельно от них, в специальном гнезде лежали запалы.
— Слушай, они не сдетонируют? — забивая радость, пробилась ко мне в голову мысль, которой я немедленно поделился с Голдом.
— Да нет, — подумав, покачал тот головой. — Кабы со вставленными запалами хранились, тогда да, был бы риск. А так — вряд ли.
— И все-таки пока не будем их трогать, — решил я. — Вот как проводим наших обратно, тогда и испытаем парочку. Но до той поры шуметь не хочу. Если бахнет, далеко слышно будет, мало ли кто на звук притащится.
— Придется перетасовывать состав групп, количество груза, который нужно отправить в крепость, явно увеличится, — заметил Голд, беря со стойки один из автоматов. — Смазка залубенела — как есть камень. Но ржавчины не видно, а значит, будут работать.
— Плохо, что магазин вставлен, — заметил Азиз, беря другой автомат. — С пружина может нехорошо быть. Давно лежит, пружина может совсем умереть.