Тогда же кому-то пришло в голову переводить крупные обломки на низкую орбиту, где они, захваченные атмосферой, сгорят. Подобным образам предлагалось спускать корабль «на верёвочке» с высокой орбиты. Пока на станции не было кораблей, трос – многожильный, многокилометровый кабель можно было использовать (так хотел Сергей) как электрогенератор, преобразуя орбитальную энергию движения в магнитном поле Земли. Однако несмотря на желание и их усердие трос так и не был найден.
Непосвященному действия тросовой системы могли показаться чем-то вроде приёмов барона Мюнхгаузена, вытаскивающего себя из болота за волосы. Но она могла подарить им шанс сближения с Землёй, стать верхней ступенькой создаваемой лестницы.
Температуру в станции им удалось поднять, хотя Софи считала, что всё равно холодно. Но повышение температуры повлекло за собой выделение влаги. В станции «выпала роса», за панелями потекло, в мокрых местах пришлось повесить полотенца и периодически их выжимать.
Отсутствие связи перерастало в великую проблему. Кабельный ли дефект стал тому причиной? Или связные блоки исчерпали свой ресурс и отправлены в тираж, с намерением со временем подвезти новые. Не работал и телетайп «Строка». В результате «Мир» функционировал, как в песне: «ничего не слышу, ничего не вижу, ничего не знаю, ничего никому не скажу». Когда эту фразу для определения ввели в «мыслящую» машину, она сделала вывод: «глухой и слепой идиот».
Собрать коротковолновый приемник из элементов электронных блоков, оставшихся от экспериментов, ни Жан, ни Софи, ни Сергей не могли. Радиолюбительством они не увлекались, и как большинство горожан могли в лучшем случае заменить батареи или сгоревший предохранитель.
В число их забот входила и тренировка большой батареи, которая несомненно повысила бы возможности буфера. В целом экстренные заботы составляли длинный перечень, и они были в самом начале его.
Софи считала себя тонкой натурой. Она не переносила, например, хруста во время еды и не терпела, когда говорили с набитым ртам. Конечно, всё это выглядело мелочью, а если по-крупному, она носила в себе тайну, которую космос или раскроет или упразднит.
«Это ужасно, – говорила себе Софи, – хотя и никто не виноват, так получилось. Вместо нескольких дней полета такая вот невеселая жизнь. Ну что же, она умеет держать удар. Конечно, каждый вытерпит несколько дней, а если не дней, а недель или несколько месяцев. Ведь что такое тюрьма? Обыкновенное ограничение. И вот они оказались в орбитальной тюрьме. Причем до этого она, оказывается, ничегошеньки не знала о космосе».
Ей вспомнился детский конкурс, когда детям предложили нарисовать курицу. У одних она оказалась с зубатым клювам, у других на четырёх ногах. Так и у неё. Она всё себе представляла иначе. И Сергей молчит. Должно же быть хоть какое-то сопереживание с партнёром. В мемуарах летавшего космонавта она вычитала: «равнодушие в полете – обидно, обидное оскорбляет, поощрение удесятеряет силы». Как это верно.
Она не считала себя «синим чулком». (Такая учительница, как и рассеянный профессор, бытуют в литературе), хотя на внешкольную жизнь времени катастрофически не хватало, а в школе – крохотный коллектив. На молодую учительницу школьники-подростки смотрят с откровенным обожанием, а половина их в неё банально влюблены. Она же, словно на сцене, на виду и может повлиять на их отношение к женщине, дать направление на всю жизнь. Это обязывало и заставляло пренебрегать рюшами финтифлюшками, плечиками буфф, предпочитая спортивный покров одежды. Она бегала по шоссе по утрам, вечерами плавала в бассейне.
И весь стиль её поведения был спортивным: ничего лишнего, сила и грация. У неё прекрасные, коротко подстриженные волосы, фигура – ничего лишнего, походка, цвет лица – говорят о здоровье, силе, смелости. И ей к лицу склонность к приключениям.
Она собиралась дрейфовать на айсберге, договаривалась о воздушном шаре, но подвернулся этот полёт. В предполётном условии было сказано: «использовать опыт полёта в повседневном труде». Она его обязательно использует, но дайте, пожалуйста, возможность вернуться на Землю, помогите ей.
Стоило бы Жану честно признаться, чего ему больше всего не хватает из взятых в полёт вещей, исчезнувших вместе с кораблем, Софи и Сергей его бы непременно обсмеяли. Ещё бы, ведь речь пошла бы о кассете с лягушиным концертом, записью голосов, данью кружку гидробиологии.
Всё началось для него обычным образом – запуском мини-ракет, рисованием полодий и герполодий на эллипсоиде инерции, изобретением прибора, фиксирующего спутниковые движения.
Оказывается всё на Земле закодировано в движениях спутника. Отклонение от опорной орбиты способно поведать обо всём. Стоит на Земле отойти или поднять над головой руку, как спутник, летящий вокруг Земли, изменит чуточку свое движение. Упал ли лист с дерева, покинул скамейку в сквере пенсионер, как спутник чуть уйдёт от опорной орбиты. Ведь всё, что весит на Земле, влияет на него.
И это лишь принцип, детектор, на котором можно создать что-то вроде глобуса Воланда. Первенцы техники – несовершенны. И «Эол» Адера, и пейзаж озера Комо камеры-люциды – далеки от современных образцов.
А потом Жан выиграл простейший конкурс, в котором из предлагаемых вариантов ответа следовало выбрать свой. Затем случилась пауза, и он ходил в кружок гидробиологии. Они сообща искали идеальную форму рыбы и замеряли рыбий Сх, делая это очень просто: зашивали пойманным рыбам в рот кусочки свинца и затем замеряли скорость их погружения. И получались для рекордсменов соотношения между длиной тела и диаметром, головой и хвостом, и это годилось даже для конструирования торпед.
Вода удивляет гидроневесомостью, и в ней растут километровые водоросли, невозможные на земле, существуют животные-супергиганты, встреченные мореплавателями. А разве не чудо – выход из воды на сушу и переходы земноводных, что ухитряются жить и там, и тут? Не только лягушки, оказывается, и дельфин эволюционировал из сухопутного жителя, утратил шерсть, задние конечности и превратился в рекордсмена по плаванию. А загадки стадного движения, мгновенные повороты рыбьей стаи? Всё это привлекало Жана.
Потом он участвовал в испытании, которое и привело к космосу. Они проводились в госпитале, где обследовались настоящие космонавты. Считалось, что в долговременных полётах они похожи на лежачих больных. И был бассейн с пластиковой пленкой, на которой предлагалось лежать неделями. Тогда для общности взяли и подростка, и оказалось, что Жан лучше всех перенес гиподинамию. Испытания и стали для него настоящим делом, позволившим взглянуть на себя всерьез.
Самонадеянные взрослые отказывают подросткам в праве на самостоятельный мыслительный процесс. У них аргументом «мал ещё», хотя доказано – в математике сильны как раз юные, а зрелость губит способности.
«Тоже мне изобретатели, – ворчал теперь Жан себе под нос. – Изобрели велосипед. Лучше бы знакомились с эволюцией. Кто изобрёл ЖРД [17] ? Думаете, Циолковский? Нет, оказывается, жук-бомбардир опередил его на сотню миллионов лет, и у него уже были раздельные компоненты топлива окислитель и горючее, независимо хранящиеся и смешивающиеся с выделением энергии. Стоит взглянуть по сторонам прежде чем изобретать». И заботы о нём с высоты собственного возраста. К чему они, особенно теперь? Он – равноправный член экипажа.