Но главным по-прежнему считал для себя Сергей Мотин, делом номер один – оставалась проблема связи. Ее нужно было разрешить во что бы то ни стало. Ведь всегда, даже в первобытные времена находилось что-нибудь вроде барабанной почты или сигнальных дымов костра.
До сих пор Жану в космосе снились исключительно земные сны. Он уже усвоил, что перед сном следует зафиксироваться, а не то разбудят тебя болтающиеся руки. Проснёшься и недоумеваешь: перед этим во сне ты был дома, а проснулся – на станции, в углу, куда затащил тебя вентиляционный поток. Спросонья ничего не поймёшь. В этот раз разбудил его шум дождя. Ему снился дождь. Правда, звук его был шелестящий, с потрескиванием, как в станции. Засыпать снова Жан уже не стал, подплыл к иллюминатору. Они проплывали над утренней Землей. Солнце спрятано было еще за горизонтом, но в месте будущего восхода уже стояла голубая дуга. Она на глазах светлела, желтела, засветились её оранжевые края. Земля была ещё в розовой дымке.
Но вот появился красный блик и накалился, как в горне металл. Ослепительный краешек солнца заметался по горизонту, словно ища себе место выхода, и вот светлое солнечное пламя лизнуло спящую землю. Пролетали над Дальним Востоком. Все неровности – долины, провалы в горах, русла рек, разломы были скрыты струйной облачностью. Облака тянулись по разлому и по реке, оттеняли кольцевую структуру. Над нею так и застыло облачное кольцо. А над Камчаткой пестрели легкие облачка с тенями из-за низкого солнца, и получалось, точно множество чёрных человечков идут по земле с седыми белыми головами.
В отличие от Сергея Мотина Жан замечал походя всё, что делалось по сторонам. Его цепкая память точно прятала сведения в «несгораемый сейф», вытаскивая их по требованию. И теперь услужливая память напомнила ему, что невесомость способствует гигантизму и в невесомости вправду можно вырасти в великана.
Нет, речь идёт не об обычных двух-трёх сантиметрах, что прибавляется каждому в полёте за счёт растяжки межпозвоночных промежутков. Существует тенденция, в силу которой в океанической гидроневесомости появляются гиганты – киты и манты.
Когда возник дефицит бумаги, память тотчас подсказала простой, старинный, самодельный способ. Его привёл вроде Луи Пастер. Речь шла о непосредственном синтезе целлюлозы прямо из воды, минеральных солей и воздуха. Производителями выступают в нём ацетобактерии. Те, что размножаются на выброшенных фруктах или в забродившем вине и производят ленту целлюлозы. Она появляется и плёнкой на жидкости. Остаётся только её подсушить, и бумага готова. Пользуйтесь. Очень многое освоено микромиром, нужно только войти с ним в контакт.
А связь? Связь – всегда важна и необходима. Моряки в прошлые века в катастрофах бросали бутылки в море. И у них на борту есть бутылка – ампула бортовых печей. Она вынесет и жар печи атмосферы и достигнет земной поверхности. Но где?
Вышвырнуть бутылку-ампулу из станции можно в мусорном ведре, в котором шлюзуются отходы. Но Сергей сказал, что станция слишком высоко, и не обойтись без тросовой системы. Она опустит их до плотной атмосферы. Дальше, как говорится, дело техники. Ведро сгорит, а «бутылки» выпадут на Землю градом. В Антарктиде их легче найти. Но они упадут только в плоскости их орбиты до пятидесятой широты. Если выпадут в южном полушарии, наверняка утонут, если в северном – пятьдесят на пятьдесят.
Командир усиленно занимался техникой. И хотя в списке приоритетов на первом месте стояла связь, приходилось всё время отступать «в виде исключения». Так получилось с системой регенерации воды из водяного конденсата, так же вышло и с тренировкой буферной батареи для увеличения её ёмкости, и теперь нужно было решить проблему восстановления поглотителей и регенераторов воздуха.
Со встречным спутником обошлось, слава богу. И под это пришлось опробовать работу ДПО. Включение состоялось в темноте, и через иллюминатор было видно, как полетело от сопел конусом белое облако. Частицы летели искрами от костра. Белый сноп отлетал метров на двадцать и гас. Рядом плавали отслоившиеся «чешуйки» теплозащиты. Они отличались от звёзд: мерцали и неподвижно зависали.
Станция требовала внимания. Это не автомобиль, выставленный для осмотра на обочину. Их инспекционное обследование привело к неутешительному выводу – станция дышит на ладан. За панелями постоянно искрило, изоляция висела клочьями, что творилось на внешней оболочке можно было только догадываться. Контейнер, выставленный в ШК на несколько часов для экспозиции вернулся с двумя царапинами – кратерами. Все здешние возможности – являлись хрупкими нитями, и не имели ничего общего с обильной избыточностью на Земле. Они были единственными и непрочными. Оборвись какая-то из них, некого просить о помощи. Положение похоже на оазис в пустыне с исчезающим источником.
Прежде только мечтали. У Аксакова в «Аленьком цветочке» на стенах дворца зажигались огненные надписи, кормили скатерти-самобранки, возили колесницы без коней. У капитана Немо тоже всё бесперебойно работало. А у них теперь никакой уверенности и нужны простые контрольные средства. Вот когда он опускался в батискафе, а за спиной текло, он знал, что это не страшно (не смертельно во всяком случае), подтекает клапан. И теперь всё следует отключить от батарей и подключить, контролируя, напрямую для определённости.
Отвратительно любое вранье, в том число и его собственное о корабле. И в этом смысле он мог считать себя неандертальцем. В обычной жизни ведь так перемешаны правда и ложь. Чаще правда практичней и ей отдают предпочтение. Но правда и ложь в жизни – равнозначны.
Отчего все-таки ушёл от станции корабль? Истечение воздуха из люка – тот же реактивный двигатель. Только кажется, что в вакууме воздух мгновенно вытечет. Нет, идет волновое истечение, и его тепловая энергия отобрана в первой волне, во второй охлажденный воздух уже истекает несколько часов.
Присутствие женщины на борту внесло не только порядок и чистоту в жизнь станции, но сказывалось и в бытовых мелочах. Софи пришила кусочки ворсовки на локти, обувь, к пластырю, прикрепляемому к пальцам, и их хватало для фиксации у стен, покрытых ответной ворсовой тканью. Софи подштопала костюмы и вносила определенность в обычный распорядок дня. Что бы не происходило на станции, что бы их не волновало, она обязательно заставляла каждого измерить пульс, давление, массу на массметре. Делалось это очень просто: фиксируешься на платформе и спускаешь крючок. Платформа колеблется; масса определяется по частоте. Замеры объема рук и голени показывали – мышцы тают. Из теории они знали: уменьшается кальций в костях, и они становятся хрупкими, как у птиц; самочувствие тоже, как правило, ухудшается. По всем объективным показателям, они отвыкали от Земли. Пульс и давление, правда, были близки к обычной земной норме, но спать стали меньше, по 5–6 часов, уменьшилось число эритроцитов и концентрация натрия в крови. Но главное было не в том. Они продолжали жить в искусственном мире магнитных полей электричества и радиационных потоков.
Софи прочла как-то выводы комиссии о результатах исследования пользования обычными электрическими одеялами. Одно время такие одеяла считались практичными использовались любителями теплой постели. Но они создавали особые магнитные поля. Женщины, предпочтя удобство обогреваемых одеял во время беременности, рожали детей, страдавших от опухолей мозга и болевших лейкозами. А здесь на станции у них был изолированный, машинный мир, до конца неисследованный. И поди догадайся, к чему может привести длительная жизнь в нём женщины и формирующегося подростка?