Около восьми вечера конференция должна была закончиться. У объекта в кисовском зале теперь крутились многие. Вызывали кураторов, разработчиков. Но несмотря на четкое совещание по делу вряд ли кто-нибудь мог сейчас существенно помочь. Закрывшись в своей кисовской лаборатории, Славка Терехов корпел над схемами. Он понимал, что последовательно проверять всё ему уже никто не позволит. Ему следовало просто назвать причину и устроить проверку. И всё должно быть, как у хирурга, чистым и вымытым, а не с оставленными в животе ножницами. На всякий случай он ликвидировал кажущуюся причину – вернули снятый прибор. Но дело было не в этом и только объяснило задержку.
В дверь поминутно стучали, звонил телефон, но двери он теперь никому не открывал и к телефону не подходил, понимая, что это – пустая трата времени. Сидеть над схемами, оставаясь вечерами, было для него привычным. Он знал эти схемы, как самое себя. Лучше себя.
Последний год объединение станций внесло массу труда. Ведь стоило тронуть чуть и начиналась лавина. Приходил в действие весь взаимосвязанный механизм.
Вот здесь, в этом месте он ввёл своё новшество. Не самое трудное было сказать "а", первым разинуть рот, важнее взять на себя массу неблагодарного труда, добиться, расставить точки над "i", сказать и "б", и "в", и так далее, докуда хватит сил.
Он знал, что теперь поднимают формуляры, решения, справки, отписки и скоро его изменения станут повсеместно видны, и поднимется крик. Он понимал, что они не причём, но теперь нужен рыжий. Здесь он сумел протащить вместо проволоки штыри. А что? Не ломаются, не гнутся, новое слово, можно сказать. Но кто сказал, что на них не лопнула изоляция и не замкнуло именно здесь. Всё возможно в этой невероятной тесноте.
Об изменениях его, конечно, не могли не знать. Однако он мог поклясться, что все они совершенно не при чем. Но станут ли в спешке разбираться, проще поднять крик: кто разрешил? Выходит, каждый может позволить себе? А он разве себе позволил? Он всё оформил, как доработки по результатам испытаний. И всё было бы обычным, если бы не особый момент.
А может здесь? Скорее всего нет. Но чем поручишься? Мала вероятность, но отчего должен проявиться самый вероятный эффект? И всё-таки нет. Нельзя ему ошибиться. Рассуждаем логически… А что там, в зале? Должно быть вызвали Невмывако. Сам ведь говорил, вызывайте хоть ночью, может у меня бессонница. Но это слова, а на деле? Может, быть разъём? Но если разъём, это удобно, хотя это тоже, что искать под фонарем. Где гарантия? Ты хочешь гарантии? Будет тебе гарантия с приходом Главного, выше головы.
А хорошо бы на пути у Главного поставить заслон в виде Невмывако. Он задрожит непременно, как осиновый лист, разинув рот. Как он сказал? Что с того, если не полетит именно эта станция? Зато другие, как надо, полетят. Необходимо стендовую базу создавать, чтобы работало, как часы, лучше часов… И в этом между ними разница. Для Невмывако – пусть не полетит одна станция, для пользы дела, может, не полетит. Для Невмывако так, но не для него. А для него, чтобы каждая полетела, несмотря ни на что.
Где? Где? В дверь барабанят? Сколько времени? Немало, около девяти часов. Нельзя теперь ошибиться, не дано. Это, как бить в лёт. Нет, до такого у нас ещё не додумались. Всему своё. Вот в медицине можно диагноз ставить по пятке. А тут дедовскими способами – продумать, пробраться мысленным червячком в орех проблемы и выгрызть её подобно воображаемому червячку…
В дверь барабанили… Может Мокашов? Хорошо бы использовать теоретика. Как он сиял в начале, хотелось даже больно сделать ему, чтобы человеком стал, не выглядел именинником.
Миллион версий, и всё не то, а теоретик мог бы стать громоотводом, бормотать своё, а ему тем временем выкручиваться, и достанется именно ему. Все стараются и мешают. Куча помощников, и нужен молниеотвод, хотя бы в виде теоретика. Пора звонить. Телефон в зале.
– Мокашова.
Осатанели и слышно зовут: Мокашова. И разговоры, и шум, и Мокашов. Голос его испуганный:
– Да?
– Подходи, открою.
– Я стучал.
– Подходи, говорю.
Новичок ничего, в порядке и дельно говорит. Сначала, как при сотворении мира, хаос и суматоха. Затем зародились две версии ("Слава богу, что две"). По первой, правдоподобной ("Конечно. Это от того, что и теоретик поучаствовал? ")… а другая… но первую начали проверять… согласно же второй… да, Главный выехал, звонили только что.
– Постой, – прервал теоретика Славка, – теперь про всё это забудь. Смотри сюда, видишь разъем? Тебе предстоит незаметно его выдернуть. Не в схеме, а в жизни. Где выдернуть найдешь? Не найти? Смотри маркировку. И сразу поднимется крик: кто позволил? Но ты не сдавайся и всё на себя бери: мол, мне в голову пришло. Постарайся убедить. Но перед этим к объекту подтащи тестер, а я свободную батарею поищу. И отвлекай всех, как можешь, на себя. Не выйдет, вместе пойдем под монастырь. Доступно?
Рассуждать – не действовать. Как договорились, Мокашов вырубил питание, и поднялся шум. На него набросились. Ведущий прямо сказал: выведите под мою ответственность. Ведущий – фигура, и Главный часто смотрит его глазами. Но теоретик-то – бледный-бледный, но принялся объяснять и его слушали.
"Эх, теоретик, теоретик, насколько хватит тебя?" Славка проверил уже один разъем. "Все должно быть чисто и вымыто". Схемно проверить бы, но некогда… Руки дрожат, раньше такого не замечал, и что-то с ногой, тянет и всё, надо бы показаться врачу, да некогда. А то оттяпают и будешь тогда, как Сильвер с деревянной ногой, да и сейчас у них – пиратские методы, а теоретик кто тогда, Джим Хокинс? Стойко ведет себя, настоящий тягомотник. Пожалуй, с этим всё. Кончено. «Abgemacht». Не вышло. Теперь скорее этот разъем. Конечно, так проверять запрещено, доморощенными методами, но если не там, то где?
– Эй, что тут делаешь?
Слесарь-теоретик. Явился – не запылился. Откуда его принесло?
– Не шуми, лучше помоги, подержи…
Капнул пот. Откуда? В КИСе холодно.
– Я включал, постучало чуть.
И этот с версией, а он думал… напрасно что ли… Опять вроде холодно.
– Подержи…. потом объясню.
Ну, вот дрогнуло…Кажется?… Не может быть?… С четвертого раза пальцем не в небо попал, а в звезду… Стрелка тестора дрогнула. Не бойся, отрывай разъем. Да, не тяни. Вот посмотри, два десятка штекеров, а на этом припой. Посмотри, остренький, застыла капелька и изоляцию прорвала. А в невесомости, возможно, и не было бы ничего, а может и было бы. Гадай теперь. Прогнулся, стервец, и замкнуло. А сигнал? Это – вторично, не ясно ещё, может объект дрожит или кран громыхнул? Нам не заметно, а ДУСы ущучили. Они ведь чувствительные.
Всё. Расслабление до апатии. Славка видел, как в противоположном конце зала появился Главный. Ведущий рядышком торопливо докладывал. И Главный шел наклонив голову словно бодаться. Но мы сейчас всех обрадуем. Поголовно всех.
В отделе теперь повсеместно обсуждали Мокашова. Рассказывали, что он выполнил немыслимое – золотой дубль – смоделировал и посчитал на ЭВМ за ночь. А ещё придумал способ, разрешающий суточный вариант – проверку вблизи Земли. И в КИСе достойно себя повёл. Даже Невмывако сказал: