– Это главные оси инерции? – спросил Мокашов.
– Подожди секундочку.
– Я в главное здание, получить командировочные, – появился Славка. – А на завод кто поедет?
– Сначала разберитесь, – отмахнулся Вадим.
– В двенадцать гироскописты приедут писать протокол. А завтра Aufwiedersehen, Kindern – на ТП. Приказ ЭсПэ.
– Доживем до завтра. С утра будешь?
– Конечно.
– Ну, давай.
– Теперь смотри следующий момент, – продолжал Вадим, но Мокашов не слушал. Ему снова подфартило. Теперь с датчиком. Требуется увеличить чувствительность датчика Земли, но он обязательно заглянет и на завод “Физприбор” с детектором частиц.
Последние дни его поражало несопоставимое. Чёрная дыра, испускающая джеты-струи, потоки частиц, блуждающие миллионы лет по галактике. Вселенские масштабы и заботы простенького прибора – цилиндра с газом и анодом-нитью внутри. Но и глаз регистрирует попадание частиц. Космонавты видят в полёте вспышки. Стоит закрыть глаза и видишь всполохи от частиц, задающих поведение Земле.
– За счет этого плеча эффект номер один, – продолжал Вадим. – Теперь эффект номер два.
Это был совсем новый объект, – пилотируемый полет к Марсу. Назывался он ТМК – тяжелый марсианский корабль.
В это время начался переезд Маэстро. Они подвинули столы, и он разместился в углу. Теперь к столу Мокашова можно было подойти только боком.
– Эта бандура, – рисовал Вадим, – вращается вокруг этой оси. Причем, сила равна…
Мокашов смотрел в переплетение линий и думал о своём, и это мешало сосредоточиться.
– Разберись пока. Непонятное спроси.
Вадим убрал всё со стола, полистал настольный календарь.
– Спрашивай Зайцева, – и Зайцев кивнул.
– И не давай ему запутать себя. А в остальном он ничего. Он тихий.
– И совсем нет, Вадим Палыч, – сказал Маэстро-Зайцев.
Зайцев был тихий. Он сидел в своем углу и то читал, то писал, но он был "голова" и к нему приходили советоваться.
– Можно на минуточку? – осторожно опрашивали Маэстро, и он откладывал свои дела. Тогда просители наглели и не уходили до тех пор, пока не начинали понимать.
Вадим ушёл и появился аспирант Тумаков. Он был постоянным клиентом Маэстро, и свою задачу ему было незачем объяснять. На этот раз Тумакову, казалось, удалось уличить "учителя". Голос его звенел и в нем там и сям проскальзывали металлические нотки. И интонации, тембр и оттенки голоса, казалось, торжествовали. "Давайте разберемся, – слышалось в них, – объективно для пользы дела. И тогда, отбросив ненужные эмоции, холодно и ясно, глазами истины мы увидим: что? Что увидим? Не кажется ли, уважаемый Маэстро?»
"Не кажется", – отвечали глухие и мягкие интонации Зайцева. "Это не так, а эдак. Потому-то и потому".
"Но, позвольте, – хрустел металл в голосе Тумакова, – факт – упрямая – вещь".
До сих пор разговоры в комнате не мешали Мокашову. Но теперь он не мог сосредоточиться и молил бога, чтобы Тумаков ушел.
А Маэстро отвечал мягко и вежливо, и металл тускнел в голосе Тумакова. Наконец, всё закончилось. Теперь мягко и тихо говорил обессилевший Тумаков, а Маэстро не изменился. Ему всё с самого начала казалось очевидным.
Как всегда с шумом вошел Аркадий Взоров.
– Где Вадим?
– Вышел.
– Куда?
– За дверь, разумеется.
– Как у тебя дела с матрицами? – спросил Аркадий Тумакова. – Ты вчера хотел застрелиться.
– Но послушай, – начал снова Тумаков, должно быть, выдумав контраргумент. Однако, Взоров не дал им сцепиться.
– Забросить бы ваш сектор в тыл врага, – загрохотал он. – Вот был бы кавардак. Не договорились бы Тумаков с Зайцевым: в какую сторону идти?
Первое время по ТМК Мокашов стал как бы тенью Вадима. Ходил на совещания, сидел там, не раскрывая рта, впитывал любую информацию, считал, разбирался, оставаясь после работы. Наконец, кое-что стало проясняться. Славка уехал, Маэстро пропадал на машине: у него начался счет. Стол его был завален длинными бумажными лентами, свернутыми в рулоны, с колонками цифр, перфокартами, которые он читал с помощью специально раскрашенной, рассматривая на просвет. Места на столе не стало хватать, и Маэстро использовал подоконник, за что Вадим его непрерывно ругал.
Мокашову Вадим долго ещё не доверял, экзаменуя мимоходом и невзначай. И каждый раз тот убеждался в самонадеянности и в том, что если бы ему поручили сразу, он наломал бы немало дров.
Мокашов привык к непременному дублю, когда Вадим велел ему собираться в Москву.
– Когда? – удивился Мокашов.
– Завтра. Ждут на заводе. Славка застрял на ТП.
– Я ещё…
– Ничего, разберёшься. Сложного ничего нет. В крайнем случае – звони. Документы все равно пришлют на согласование. Тут и поправим, если что.
Поезд приближался к Москве. В окнах мелькали полосы дачных платформ, проносились, пронзительно улюлюкая, электрички. Пассажиры спеша собирали вещи, мешая друг другу. Дети, совсем одетые, были выставлены в коридор, где они прилипали к окнам.
– Папа, – кричал карапуз в длинном черном пальто и огромной кепке. – Папа, смотри. Детский сад.
И его пальчик тыкался в стекло в сторону веселых грибков городского пляжа. Поезд уже грохотал по мосту, а малыш всё ещё не мог успокоиться. Его счастливая мордашка светилась радостью встречи с давным-давно знакомым в этой озадачивающей даже взрослых Москве.
Правда, ещё ничто не напоминало столицу. Убегали в стороны асфальтированные дороги, уступая место рыжим выбитым тропинкам, кустарнику и траве. Местами почти вплотную подходили к дороге заборы, груды вырытой земли, пирамиды просмоленных шпал. А затем снова трава и крыши игрушечных дачных домиков.
Мокашов не спускался с полки, чтобы не мешать.
"Позвоню на завод. Пускай оформляют пропуск. А сам в редакцию, рядом, и к Леньке зайду", – планировал он.
В редакцию знаменитого научного журнала его попросил заскочить Маэстро. “Что-то долго они мусолят мою статью, – сказал он, и Мокашов не смог отказать ему.
Редакция помещалась в институте "Механики" неподалеку от Белорусского вокзала. Он без труда разыскал её по адресу, постоял у входа, почитал таблички и через двойные стеклянные двери прошёл в вестибюль.
В его большем помещении было темно и прохладно. Тянулись неизвестно куда высокие коридоры. Деревянный барьер отделял собственно вестибюль с гардеробом от помещения для посетителей со служебным телефоном без диска и окошечком бюро пропусков. Дождавшись очереди, он позвонил, отыскал нужное, и, услыхав "ждите", опустился на скамью: "ждать так ждать". Мимо, жонглируя красивыми пропусками, проходили сотрудники института. Усатый вахтёр останавливал одних, пропускал, не реагируя, других; словом, не то развлекался, не то работал.