— Громов слушает, — сказал Громов, прикладывая плоский аппарат к уху. Он спустился по лестнице, вышел из дома и пошел по пустынной, ярко освещенной аллее, обрамленной аккуратно подстриженными газонами.
В телефонном аппарате послышался приятный треск, словно кто-то теребил аппарат. Послышался мужской уверенный голос.
— Это капитан Жаров, извините, что не сразу ответил.
— Неважно, что у вас, капитан? — спросил Громов.
— Мы только что взяли подозреваемого, — голос капитана был прерывистым, словно он сделал какие-то физические упражнения или гнался за кем-то.
— Темнокожего парня? — спросил Громов.
— Да, он действительно студент. Его опознали по фотороботу в университете, хотя первый раз, когда смотрели, сомневались. Он снимает квартиру в центре города, недалеко от Красной площади.
— Документы есть?
— Да, — ответил капитан. — Он прибыл из Ирана несколько месяцев назад, его имя Бахидж. Худощавый, небольшого роста, темнокожий, по-русски не говорит.
— А по-английски?
— Немного, мы доставили его в отделение.
— Поместите его в отдельную камеру, — приказал Громов, — и пусть его никто не допрашивает, пусть ждут меня.
— Ясно, ответил Жаров.
Громов спешно прибыл в участок, где его ждал капитан Жаров. Они оба вошли в комнату для допросов.
— Что вы обнаружили в его квартире? — с нетерпением спросил Громов. — Оружие, бумаги, компрометирующие его, нашли?
— Нет, ничего такого, — ответил капитан. — Его место проживания трудно назвать комнатой. Там настоящий бардак: какие-то свечи, много глиняных сосудов с непонятным содержимым, черная курица, кровь на полу, какие-то амулеты и страшная вонь гари. Он что-то жег до нашего внезапного появления.
Лицо Жарова светилось, словно он был счастлив, его распирало какое-то чувство довольства, он еле сдерживал улыбку.
— Что, капитан? — спросил Громов в надежде узнать причину столь странных гримас на лице капитана.
— Мы обнаружили среди прочего две улики, изобличающие подозреваемого.
— Так, — лицо Громова прояснилось, словно тень сползла с него. — Что это за улики?
— Ну, во-первых, это расческа. Помните случай с нападением на резиденцию.
— Лейтенант Сивцов, — догадался Громов.
— Да, вы просили нас найти пропажу. Собака тогда след не взяла, потому что его не было. Эту расческу, по-видимому, вынес из дома Сивцов. Вообще, подполковник, я должен вам сказать, что вся обстановка в доме подозреваемого напоминало место какого-то шамана или гадалки. — Он поморщился, — не приятное место, аж мурашки ходили по спине. В отличие от наших целителей или гадалок, в той квартире, с той обстановкой и видом лица, с которым мы застали хозяина, у меня появилось уважение и какой-то неясный страх. Мне показалось, что это все реально, что я, войдя в комнату, обставленную необычно, очутился в ином мире. Но вы не подумайте, что я заискиваю перед его умениями или пытаюсь глупо что-то объяснить, дело в том, что и другие люди, с которыми я брал подозреваемого, тоже нечто подобное ощутили.
— А как сейчас? — с недоверием и сарказмом спросил Громов.
— Все прошло, как только мы покинули квартиру, уводя в наручниках нашего подозреваемого.
— Я надеюсь, что его никто не допрашивал.
— Как вы и хотели, — сказал Жаров. — Но это еще не все улики. — Он заулыбался, и вынул из кармана небольшую деревянную статуэтку, изображающую полководца Суворова верхом на лошади.
Громов взял статуэтку. Последний раз, когда он видел этот предмет ручной работы неизвестного мастера из Тулы, было лет пять назад. Громов повертел ее в руках, восхищаясь тонкой и изящной работой мастера из глубины России.
— Это, вы искали? — поинтересовался Жаров, хотя отлично знал, по описанию пропажи, что он искал.
— Да, капитан. Этот предмет был похищен из сейфа дома покойного Бориса Ивановича.
— Его тело перезахоронили, грустно сказал капитан. — Жене мы не сообщали, она ничего не знает, как вы и просили.
— Спасибо, Жаров. Теперь мы должны повидать этого, как вы сказали ….
— Бахидж, из Ирана.
— Документы наверняка не настоящие, имя тоже, — предположил Громов. — Но он пойман и ему придется отвечать. Вы знаете английский?
— Немного, в школе учил.
— Ясно.
— Пригласить переводчика?
— Нет, я владею английским. Обойдемся без лишних свидетелей.
Спустя десять минут в комнату для допросов, где из мебели был лишь стол и два стула, ввели подозреваемого. Это был Салех, удрученный тем, что его поймали, он сник, его лицо выражало разочарование в жизни. Он подошел к столу, и вяло опустился на стул, свесив безжизненно голову на грудь, волосы его отросли и закрывали лоб и глаза. Он понимал, что теперь ему не выбраться, не вернуться к дочери, ожидавшей и надеющейся на него. Все было кончено с появлением в его квартире людей в синей форме. Единственной отдушиной, бледным лучом света, прозрачной надеждой, была возможность уйти от наказания использовав то, что он являлся гражданином другой страны, не резидентом. В его мозгу летали мысли о консульстве, иностранном после. Но тут же все эти зыбкие надежды разбивались, словно хрусталь о железо. Он знал, что в его поддельных документах значится не его фамилия, а сам он не гражданин Ирана, как указано в его новых фальшивых документах. И если начнут проверку, то весь этот мыльный пузырь лопнет, и ему придется объяснять этим грозным полицейским, кто он и, каким образом, попал в их страну. А если его уличат и докажут в связи с террористами, то он пропал. Местных законов он не знал, не знал и о наказаниях в случае нападения на президента. Вероятно, как он считал, в лучшем случае, его расстреляют, а в худшем — будут пытать до смерти. Как бы там ни было, он решил, что лучшим вариантом будет молчание. Чем меньше он будет говорить, тем меньше его будут винить, ведь он лично ничего противоправного не делал. И он молчал.
Громов пытался разговорить угрюмого и, казалось, безучастного, отрешенного подозреваемого. Он приводил случаи, которые за последнее время происходили: странное поведение личного секретаря президента, нападение лейтенанта Сивцова, кражу в доме вдовы Людмилы Федоровны. Громов выложил на стол похищенную деревянную статуэтку Суворова и пропавшую расческу президента. Кроме того, он взял у Жарова какую-то фигурку, сделанную из воска, и напоминающую, отдаленно, образ действующего президента, и положил ее на стол, напротив подозреваемого. Но и это не помогло оживить его.
— Это мы нашли в квартире, в которой вы проживаете, — железным голосом, твердо сказал Громов. — Отпираться нет смысла. Зачем вы слепили восковую фигурку?
Несмотря на всю безучастность подозреваемого, его внешний обмякший вид, Громов понимал, что несмотря на улики, ему будет сложно доказать вину, так как поверить в причину ухудшения здоровья президента — всех этих безделушек, было не мыслимо и нелогично. В законе не было указано о действии магии, и каких-то нелепых и фантастических потусторонних силах. Но Громов чувствовал, явную и прямую связь между этим понурым иностранцем и ухудшением здоровья президента.