– Следить за ними, радиотехникам – пеленгация!
– Есть!
Грубанов вернулся к переговорам с майором Васиным.
– Где ты? – спросил он.
– На подходе к базе.
– Полоса свободна, садись без запросов.
– Принял.
– Мы не видим «F-16»!
– Тот, который атаковал ноль тридцать четвертого, после пуска ракеты резко отвернул влево и ушел в воздушное пространство Турции. К нему присоединился второй перехватчик. Курс у них на Инжирлик.
– Сволочи! Значит, организовали засаду.
– Так точно! Это была подготовленная засада. Турки атаковали наш самолет в пространстве Сирии. Я ничем не мог помочь.
– Знаю. Отбой. – Грубанов переключился на начальника штаба: – Олег, слышишь меня?
– Так точно!
– Только что турки сбили ноль тридцать четвертый.
– Как? Где?
– У аппендикса. Предательским ударом в спину, прекрасно зная, что бомбардировщик не может защитить себя.
– Радиостанции включились в режиме подачи сигналов?
– Включились. Радиотехники запеленгуют место посадки пилотов. Но их могут засечь и боевики. Турки наверняка действовали совместно с ИГИЛ.
– И не без США.
– Это еще вопрос, но к теме. Ребят надо вытаскивать. Срочно поисково-спасательные группы к вертушкам! «Ми-8» пойдут под прикрытием «Ми-24». Вылет максимум через пятнадцать минут.
– Понял, выполняю!
– Давай, Олег, поторопись.
После приземления «Су-24» майора Васина полеты бомбардировщиков и штурмовиков были прекращены.
С бетонки поднялись два «Ми-8» с группами морских пехотинцев, переданных базе военной флотилией. За ними взлетела пара «Ми-24» с контейнерами неуправляемых ракет на пилонах.
После резкого выброса из самолета Масатову показалось, что он на какое-то мгновение потерял сознание. Но такая ситуация была предусмотрена в системе выживания летчика. Делать что-то вручную штурману не пришлось. Работала автоматика.
Отстрел заголовника, выход ножей, срезавших ремни, отделение кресла. Сработал парашют. Купол наполнился воздухом. Через секунду внизу на тросе повис носимый или неприкасаемый аварийный запас.
Масатов огляделся. Его сносило за перевал. Командир же приземлялся на плато перед горным хребтом.
Штурман посмотрел вниз и понял, что опускается на слишком уж крутой склон. Нет ничего лучше, как попасть на него! Парашют по закону подлости зацепится за какой-нибудь выступ, и будешь висеть метрах в десяти над какими-нибудь камешками.
Масатова чуть успокаивало то обстоятельство, что внизу не было видно боевиков.
«Наши уже знают, что самолет сбит, – подумал штурман. – Сигналы, которые подает моя радиостанция «Комар» из комплекта носимого аварийного запаса, пеленгуются. Место моего нахождения в штабе определено.
Но не засечен ли я боевиками из ИГИЛ или еще какими-то террористами? Это возможно в том случае, если они были в курсе действий турецкого самолета и готовились захватить меня и командира и если у них была станция, способная поймать сигналы и запеленговать передатчик».
Но долго думать, болтаясь на стропах, Масатову не пришлось. Капитан сумел развернуть парашют так, что тот отошел от склона. Константин упал на крохотное, более-менее ровное плато. Он сразу встал и почувствовал боль в спине и в правой ноге, да настолько сильную, что ахнул и присел. Надо было действовать.
Масатов извлек из кармана комбинезона аптечку, вколол в ногу обезболивающее. Хромота никуда не делась, но это ерунда.
Штурман сориентировался, используя навигатор. Главное – определить стороны света. Он сделал это, подобрал носимый аварийный запас, вскрыл упаковку и отключил радиостанцию «Комар». Больше никаких сигналов.
Константин сунул в карман куртки запасную обойму для пистолета Макарова, лежавшего там же. Потом он забрал из аварийного запаса самое необходимое для первого времени: фонарь, сигнальное зеркало, пиропатроны со стреляющим механизмом, банку консервов.
«Все же свои должны найти меня быстро. Либо чужие, о чем и думать не хочется, – рассуждал штурман. – Так, что еще? Медицинские препараты из аптечки, компас, нож-пилу, спички, сухое горюче, флягу для воды. Радиостанцию уничтожить, остальное бросить в расщелину. Прятать бессмысленно. Это надо и парашют убирать, а некуда, да и кресло не скроешь».
Хромая, он отошел метров двадцать вдоль склона на восток, достал сотовый телефон, в память которого были вбиты номера руководящего состава авиабазы, и вызвал Грубанова.
Тот ответил молниеносно:
– Да?
– Это штурман.
– Живой, значит?
– Так точно.
– Координаты твоего маяка мы запеленговали. Что делаешь?
– Ухожу от места приземления. Ориентир слева, иду на три часа на восток.
– Понял. Вертушка будет в твоем районе через двадцать, максимум двадцать пять минут.
– Как командир?
– Его радиостанция продолжает подавать сигналы.
– Почему? Он должен был отключить станцию. Вы пробовали поговорить с Павлом по мобильной связи?
– Да, его телефон молчит.
– Телефон молчит, «Комар» работает. Это может означать одно. Он неудачно приземлился. Здесь же горы, хотя его снесло на плато перед перевалом.
– Узнаем, что с ним. Не исключена потеря сознания, дай-то бог, чтобы кратковременная. Кодовое слово для опознания?
– «Лис».
– Принято, будет передано командиру второй поисково-спасательной группы. Как далеко планируешь отойти? Сам в порядке?
– С ногой и спиной проблемы. До подлета группы пройду не более километра.
– Найдем. Главное, жив. Будь на связи.
– Само собой.
– Держись там, если что!
– Попадать живьем в руки боевиков у меня никакого резона нет.
– Костя, найди укромное местечко и жди наших.
– Принял. Конец связи!
– Давай!
Капитан отключил телефон, уложил его в карман, передернул затвор «ПМ». Потом он, отчаянно хромая, пошел вдоль подножия перевала. Через сто метров штурман увидел ряд низких пещер с узкими входами-трещинами. Хорошее укрытие, но не для него. Если здесь реально появятся боевики, то они непременно зачистят эти пещеры.
Константин двинулся дальше. Справа заросли кустарника. Тоже место вроде неплохое, но бандиты обязательно проверят и его. Надо искать что-то неприметное, не вызывающее подозрений. Позади уже полкилометра, а удобной позиции нет.
Терраса на склоне. Отлично!.. Но на нее с поврежденной ногой не подняться.