– Ты хорошее дело задумал… – только и ответил мне Харис. – А где оружие найдешь? Двустволки против автоматов малого стоят.
– Добуду. Но это мои проблемы. Сейчас вот и поеду добывать. Надеюсь, получится.
Харис резко перевел разговор на другую тему, ничего не сказав мне по самому острому на данный момент вопросу – с кем будет он сам, кого он поддерживает? Сказано было только то, что я хорошее дело задумал. Но это было ясно и без него. Защищать свой дом, своих близких, своих соседей – это дело не может быть плохим. Так я понимал. Однако меня интересовал вопрос, кто пойдет за мной. С малой группой защитить всех мы не сможем.
– Мать похоронил? – Харис, оказывается, уже знал, что с мамой случилось.
– Похоронил.
– Прими соболезнования. Как твой отец себя чувствует? Если по-прежнему не шевелится и не говорит, я могу жену послать за ним поухаживать. Она у меня медсестра, умеет это. Чтобы ты спокойно своими делами занимался.
– Буду очень тебе благодарен. Дом открыт…
Мы вернулись в здание школы, ставшее нашим штабом, чтобы приклеить на рукава эмблемы «Правого сектора». Харис Шихран догнал меня с бутылкой клея, про который я забыл, слегка разволновавшись от встречи с другом детства.
Милицейский «уазик» стоял на прежнем месте, словно привык к нему. Значит, Амирхан с Валерой вернулись. Мы вошли в классную комнату. Но моем столе, на том самом, что я себе выбрал, хотя и не имел склонности к учительству, лежало семь отпоротых с чужих курток эмблем и целая кучка долларов, в пачках и россыпью. Амирхан внял моим словам о том, что продукты для кормления бойцов нужно будет покупать у местного населения, и принес деньги, что остались у убитых бандитов. Все справедливо. Бандитские деньги должны пойти на защиту от самих бандитов. Я, не считая, демонстративно равнодушно сгреб «баксы» в пластиковый пакет, который достал из ящика стола. Туда же, где уже лежали бандитские трубки и документы. Конечно, деньги лучше держать в сейфе, хотя бы для того, чтобы не вводить в соблазн того, кто имеет к этому склонность, но сейфа у меня не имелось, и потому я сунул пакет в тот же ящик и принялся рассматривать эмблемы. Сами эмблемы, нельзя было не признать, выглядели красиво. На красно-черном картуше стилизованное изображение атакующего сокола, которое иногда зовут «украинским трезубцем», а поверху трезубца, составляя его средний зуб или просто прикрывая этот зуб поверху, обоюдоострый меч. Насколько я помнил, фашисты носили эмблему или на рукаве в районе плеча, или на клапане нагрудного кармана, если таковой был на их «разгрузках». На моей «разгрузке» такой клапан был. Туда я и прилепил свою эмблему, толстым слоем смазав ее монтажным клеем. А пока клей подсыхал, снова вытащил пластиковый пакет из стола, поковырявшись там, нашел документы коротышки Олександра и положил их себе в карман. Как-никак это документы одного из командиров отрядов «Правого сектора». Я не знал еще, как их можно будет использовать, но решил взять их с собой. Они тоже могут стать оружием…
Монтажный клей подсыхал быстро. Потрогав свою эмблему и определив, что она уже основательно прилипла, я положил в другой карман оставшиеся эмблемы и бутылочку с клеем.
– Может, придется кого-то в Гавриловке маскировать, – ответил на вопросительный взгляд старшего лейтенанта Шихрана. – Ну, мы поехали. Звони майору Головину. Пусть ждут и грузовики готовят. Паша, Василий! За мной!
Дорога до Гавриловки относительно хорошая, насколько может быть хорошей сельская дорога, пусть и давно не ремонтированная. Но я был не за рулем и потому за дорогой не особенно следил, проигрывая в голове предстоящий разговор с майором милиции. У меня была надежда, что начальник участковых, как всякий мент, будет против любых противоправных действий. Главная задача – и милиции, и моя – обеспечение безопасности простых жителей ближайших сел. Следовало воспрепятствовать действиям бандитов, пусть часть из них и будет в милицейской форме. При этом я отдавал себе полный отчет в том, что майору Головину в этой ситуации намного сложнее, чем мне. Он обязан выполнять приказы Министерства внутренних дел. Но тогда он должен встать на противоположную сторону баррикады, то есть выступить против нас. А он решился выступить на нашей стороне. Значит, «ломка» в его сознании уже началась. Вопрос был только в том, завершилась ли она и насколько Головин решителен. Я раньше не был с ним знаком и не имел представления, что это за человек. Но необходимо было убедить его в принятии срочных и эффективных мер. Ведь не побоялась же милиция в Донецке выступить против своих киевских коллег! Это могло стать самым сильным аргументом. В данном случае у милиции Донецка сработал естественный инстинкт самосохранения. Точно такой же инстинкт должен сработать и у жителей Гавриловки. И у майора Головина тоже. Только этот инстинкт необходимо пробудить, направить в нужное русло, чтобы пришлым бандитам противостояла не толпа, а нормальное военизированное подразделение самообороны. Если все пустить на самотек, то люди, получившие в руки оружие, сами способны стать опасными, как бандиты, и это надо пресекать в корне.
Старший сержант Волоколамов, как оказалось, хорошо знал, куда ехать, и уверенно припарковался перед зданием сельсовета, где сидел в своем кабинете майор милиции.
Рядом с сельсоветом стояли три грузовых бортовых «КамАЗа». Должно быть, Амирхан передал мою просьбу Головину, и тот сразу ее выполнил. Здесь же бродило человек тридцать мужчин разного возраста, многие из которых были с охотничьими ружьями. Среди них трое держали в руках автоматы «АКС74-У». Я предположил, что это оружие из милицейских запасов. Значит, Головин уже начал вооружать народ.
Мы остановились у самого крыльца, и тут же из дверей вышел довольно еще молодой, высокий сухощавый майор милиции. Я понял, что это и есть Головин, поскольку про наличие других майоров милиции в Гавриловке Амирхан мне ничего не сообщал. Следом за Головиным на крыльцо вышли еще три милиционера. Сержант, младший сержант и старший прапорщик. Все с автоматами. Лица их были серьезны и решительны. Мне такие лица у людей нравятся. С такими лицами выходят не в туристический поход, а идут в бой, зная, что могут погибнуть, но готовые погибнуть, лишь бы не допустить бандитов в свои дома, где остались жены и дети…
– Я несколько дней назад случайно телевизор посмотрел, – объяснил я. – Российский канал. Там говорили, что отряд «Правого сектора» численностью около десяти человек, – я показал на знак, приклеенный на клапан моего кармана, – приехал на армейскую базу, полностью забрал все оружие и никакого сопротивления со стороны охраны не встретил. Охрана велась силами войск Министерства обороны Украины и не оказала никакого сопротивления. Уголовного дела по факту нападения на склад возбуждено не было. Никто не наказан ни в среде «Правого сектора», ни в среде охраны. Это о чем-то говорит? Можем мы повторить этот же вариант, только теперь уже не с армией, а с внутренними войсками?
– Пока мне лично это не говорит ни о чем, – сказал майор Головин. – Там могли быть какие-то особые обстоятельства. В конце концов, там могли быть другие люди. Один человек, в силу своего характера, уступит наглости, уступит напору, даже сопротивления не окажет, а другой поднимает тревогу и завяжет бой. Вот к бою мои люди пока не готовы. Не забывайте, товарищ подполковник, что там профессиональная охрана.