— Ну, успокойся, возьми себя в руки, — уговаривал её я, с болью в сердце вслушиваясь в доносившиеся из трубки всхлипывания. — Сегодня не нашли — завтра найдут. Твой Димка просто заблудился в лесу. Такое не только с детьми, такое со взрослыми случается. Отыщется. А потом будет с гордостью заливать одноклассникам о своих геройских приключениях.
— Серёжа, я больше не могу, — сквозь слёзы прошептала моя курортная знакомая. — Мне плохо. Я совсем одна. Рядом — никого. Я на грани самоубийства. Я не хочу больше жить…
— Ну, это ты брось! — подчёркнуто строго приказал я. — Не вздумай наделать глупостей! Слышишь? Не вздумай! Я завтра приеду. Поняла? Приеду!
— Ты правда приедешь? — с надеждой спросила Наталья.
— Правда приеду, — пообещал я. — Зайду утром на работу, оформлю отпуск за свой счёт — и сразу на автовокзал. К вечеру буду. Жди.
Я положил трубку, вышел из прихожей, и решительно объявил родителям, что завтра отправляюсь в Навалинск…
В сгустившейся синеве неба взошла луна. На землю опустился тяжелый чёрный покров. Дом Натальи был мрачен и тих. От него веяло безжизненностью. Я подошёл к калитке.
«Странная, всё-таки, это штука — аура, — подумалось мне. — Будучи совершенно неосязаемой, не имея ни формы, ни запаха, ни цвета, она, тем не менее, каким-то образом всегда безошибочно улавливается. Очутись сейчас рядом со мной кто-нибудь, кому о Натальином горе абсолютно невдомёк, и попроси я его определить, куда на этой улице нагрянула беда, он, как пить дать, укажет на дом моей курортной знакомой».
Я повернул ручку, вошёл во двор, и тут же остановился, ожидая услышать яростный лай. Но лая не последовало. Меня это удивило. Нигер всегда добросовестно исполнял свои сторожевые обязанности, и сразу давал знать о своём присутствии, если к забору подходил кто-то чужой. Может его здесь уже нет? Я покосился в сторону будки. Пёс был на месте. Он лежал на земле, положив голову на лапы, и не обращал на меня никакого внимания. Я осторожно сделал несколько шагов. Нигер даже не пошевелился. Я подошёл к дому и нажал на кнопку звонка. Запиликала заливистая трель. В окне забрезжил свет. Дёрнулась занавеска. Послышались шаги. Щёлкнул замок. Передо мной прорезалась узкая щель, которая тут же превратилась в тускло освещённый прямоугольник. В центре прямоугольника обозначился сгорбленный силуэт.
Наталья выглядела ужасно. Она словно постарела на двадцать лет. Её волосы были беспорядочно растрёпаны, кожа на лице съёжилась, под залитыми краснотой глазами вздулись здоровенные мешки, а на щеках выделялись глубокие впадины.
Я смущённо кашлянул и, ни слова не говоря, подался вперёд. Моя курортная знакомая посторонилась. Я переступил через порог, поставил сумку на пол, скинул ботинки и посмотрел на хозяйку.
— Ужинать будешь? — тихо спросила Наталья.
Я кивнул. Мы прошли на кухню.
— Сварю пельмени. Ничего другого больше нет. Уж извини. Не до стряпни.
Я сел за стол. Хозяйка достала из шкафа кастрюлю, налила в неё воды и, посолив, поставила на огонь, после чего заняла место подле меня. Мы немного помолчали.
— Как это произошло? — нарушил тишину я.
Наталья вздохнула.
— Решили перед сном немного прогуляться. Мы часто совершали такие прогулки. Лес успокаивает, расслабляет: природа, чистый воздух. Подышишь им с час, возвращаешься — и словно заново на свет народился. Все тревоги и волнения куда-то исчезают. Засыпаешь моментально. В голову ничего не лезет. Мы всегда ходили одним и тем же маршрутом. Доберёмся по утоптанной тропинке до поваленной сосны — и обратно.
— Я там был, — вспомнил я. — Место не из приятных.
Хозяйка кивнула.
— Вышли мы, значит, из дома. По пути зашли к Никодиму. Нужно было вернуть взятые у него книги. Он нас ещё квасом угостил. Я не знаю, как он его приготовил, но квас в тот день у него получился особенно вкусным. Мы с Димкой выпили аж по два стакана.
Наталья замолчала. Выдержав небольшую паузу, она понизила голос до шёпота:
— Серёжа, ты меня знаешь. Я никогда не воспринимала всерьёз рассказы о всякой чертовщине, которая, якобы, происходит в наших местах. Но в тот вечер произошло действительно что-то необъяснимое.
Я весь обратился в слух. Наталья сидела, понурив голову, и нервно теребила полы халата. Её лицо приобрело какой-то неестественный зеленоватый оттенок.
— Когда мы стали подходить к поваленной сосне, я вдруг почувствовала на себе чей-то пронзительный взгляд. Я посмотрела вокруг, но рядом никого не было. Но ощущение, что за мной кто-то наблюдает, не исчезало. Димка, который до этого момента что-то весело напевал себе под нос, вдруг резко смолк. Я посмотрела на него. Он испуганно озирался по сторонам. Очевидно, он почувствовал то же, что и я. Что случилось дальше — я помню очень смутно. Меня внезапно ослепил какой-то свет. Он исходил откуда-то сверху. Я зажмурилась и закрыла лицо руками. После этого меня завертело, закрутило, и я словно провалилась в бездну. Когда я очнулась, было темным-темно. Я лежала на земле. Моё самочувствие было ужасным. Голова ныла. Всё тело болело. А руки и ноги были как будто закатаны в бетон. Я позвала Димку, но он не ответил. Я перепугалась не на шутку. Я вскочила и стала метаться из стороны в сторону: «Дима! Дима!». Но на мой зов откликалось только эхо. Меня охватила паника. Меня затрясло. Я просто не знала, что мне делать. Я продолжала бегать и кричать. Добралась даже до Любавиной топи. Но Димка по-прежнему не отзывался. И тут у меня мелькнула мысль: «А может он, увидев, что я лишилась чувств, помчался за помощью?». Я со всех ног бросилась обратно. Но Димки нигде не было. Ни на улице, ни в доме. Я помчалась в милицию, всё им рассказала. Меня заверили, что организуют поиски, что ребёнка обязательно найдут. Но пока, вот, всё без толку.
— И что, за два дня — никаких следов?
— Никаких, — помотала головой хозяйка.
Крышка стоявшей на плите кастрюли затряслась. Из-под неё стали пробиваться клубы пара. Наталья вскочила, уменьшила огонь, высыпала во вскипевшую воду замороженные полуфабрикаты и снова уселась напротив меня.
— Нигер какой-то непривычно тихий, — заметил я.
— Переживает, — пояснила Наталья.
— Неужели он обо всём знает?
— Знает. Чувствует. Животные всё чувствуют. Он очень любил Димку. Всегда с ним играл. После его пропажи он даже ничего не ест. Что ни предложу — от всего отворачивается.
Наталья тяжело вздохнула.
— А почему любил? — возразил я. — Почему ты говоришь о своём сыне в прошедшем времени? Не рановато ли ещё его употреблять?
Моя реплика осталась без ответа…
Ночь выдалась ужасной. Находясь под впечатлением от поведанной мне истории, я никак не мог заснуть. Я беспокойно ворочался с боку на бок и всячески пытался выбросить из головы сопутствовавшие услышанному образы.