Картинки оказались как картинки, женщины одетые, полуодетые и совсем не одетые.
Одна была с такой же большой грудью, как и эта, в ярко–красной майке, которая как раз сейчас идёт мимо меня к выходу из вагона. За ней тащится ребёнок, за ребёнком — папаша с недопитым пивом и большими кругами пота под мышками.
Я посмотрел картинки, а потом наткнулся на рассказ.
Там было про то, что один мужик изменил своей подруге. Даже не так. Подруга эта возвращается домой, открывает дверь и слышит подозрительные звуки из спальни. Заглядывает туда и видит, что её друг в кровати с какой–то девкой. Она выбегает на улицу и, зарёванная, отправляется к своему дяде, у которого неподалёку магазинчик с разными товарами. Дядя её успокаивает, говорит, чтобы она не выла белугой, что мужиков на её долю хватит, и пусть она идёт домой и выгоняет этого своего придурка. И дарит ей очки — чтобы никто не видел, что у нее глаза зарёванные!
Она напяливает очки и идёт.
Компания, между прочим, тоже линяет, последней выходит красотка с длинными волосами, а ей на смену в вагон заваливает абсолютно безумная парочка!
Дамочка в возрасте моей мамаши, в длинном белом платье и шляпке.
И бородатый мужичонка в шортах и майке без рукавов.
Лысый и в тёмных очках!
Так вот, та девчонка идёт обратно домой, в очках, подаренных дядей, поднимается, девицы уже никакой нет, один только её бойфренд, которому она и даёт по морде.
И у того — фингал под глазом.
Ей становится его жалко, и она предлагает ему выметаться, но отдаёт ему очки. Чтобы фингала никто не видел.
Парень надевает очки и вдруг краснеет.
— Что с тобой? — спрашивает она.
— Ничего! — лепечет тот и уходит.
Оказывается, что это такие странные очки, что если их надевает женщина — всё нормально, а если мужчина, он начинает видеть женские лобки.
Сквозь одежду.
Не представляю, что бы со мной было, если бы у меня появились такие!
Я бы, наверное, с ума сошёл, хотя я и так — немного сумасшедший.
Но когда я прочитал этот рассказ, несколько дней боялся выходить на улицу. Мне всё казалось, что даже под шубами и пальто я увижу то, чего мне не полагается видеть.
И что мне это не понравится.
Или наоборот — понравится очень сильно, и крыша у меня съедет окончательно.
Хорошо ещё, что на следующее утро я проснулся с температурой, и матушке пришлось вызывать врача.
Между прочим, рассказ заканчивался дерьмово — тот парень так загляделся на одну девицу прямо на улице, что попал под машину. А его бывшая подруга стояла в это время на балконе и всё видела. И улыбалась, когда его увозили на «скорой» — сильно, наверное, обиделась.
Лысый мужичонка в тёмных очках пристально смотрит на меня, и мне становится неуютно.
Дамочка в шляпке, кстати, не с ним, а сама по себе.
Она покупает билет и садится у окна.
А мужчина показывает водителю какие–то корочки и не садится, а торчит рядом со мной.
Я сбился со счёта, сколько остановок осталось до Симбы.
То ли пять, то ли шесть.
Лысый и бородатый вдруг ухмыляется, и мне хочется встать и прямо сейчас выйти из вагона.
Или надеть тёмные очки, но после того как мне зимой попался в руки этот дурацкий журнал, я тёмных очков не ношу.
Вдруг они окажутся с таким же секретом, я засмотрюсь на лобок какой–нибудь девицы и попаду под машину?
Родители, наверное, уже подъехали к аэропорту и выгружают багаж из машины.
Дамочка в шляпке встает с места и идёт к выходу. Лысый и бородатый — за ней. Смешно смотреть на его толстые ягодицы под обтягивающими шортами.
Он выходит, а я говорю ему вслед:
— Ку–ку!
Он, слава богу, не слышит.
Мы снова остаёмся вдвоём с кондуктором, трамвай стремглав несётся по рельсам — так и в аварию недолго угодить!
Хотя будь у меня такие темные очки, я обязательно таскал бы их с собой в школу.
И насмотрелся бы вволю! До блевотины!
Особенно если бы мне на глаза попались директор, классная и завуч.
Директор и классная ещё туда–сюда, а вот завуч — могу себе представить.
У меня бы сразу перекосило рожу!
Трамвай снова останавливается, и садится ещё одна дамочка.
В джинсах и майке — они сегодня почти все в майках.
И с большой сумкой, наверное, по магазинам ходила.
Хотя какая мне разница — откуда и куда она едет.
У этой под майкой тоже нет лифчика, они меня просто забодали!
Все стремятся показать мне свои соски, не спросив, хочется мне этого или нет.
Я отвожу глаза и смотрю в окно.
Отсюда хорошо видно гору и покрывающий её густой лес.
Главное — не пропустить остановку, а то придётся потом возвращаться.
Будь на мне сейчас очки, как в том рассказе, интересно, что бы я увидел?
Такой же густой лес или что–то другое?
Типа коротко стриженного газона на обочине?
И какого цвета?
Дамочка крашеная, её естественный цвет непонятен.
Так что там может быть всё что угодно.
От рыжего подлеска до чёрных зарослей.
Или пустыни телесного цвета.
Я постоянно перевожу взгляд от окна на неё и чувствую, что краснею.
Терпеть не могу краснеть, когда я краснею, мне кажется, что надо мной все смеются.
Вот и эта, в джинсах и майке, как–то подозрительно улыбается.
К счастью, мне пора выходить — двенадцатая остановка уже показалась впереди.
Я встаю, беру сумку и плетусь к выходу.
На улице всё так же жарко, хотя трамвай ехал больше получаса. Но прохладней за это время не стало.
Родителям пора проходить таможню.
Дамочка в джинсах и майке остаётся наедине с кондуктором. А вдруг он — маньяк?
Я вешаю сумку на плечо, гляжу по сторонам и вдруг понимаю, что забыл дома бумажку с нужным мне адресом.
Адресом дома, в котором живёт моя сумасшедшая тётка!
Симбу разбудило недовольное ворчание компьютера.
Что–то происходит, вернее — что–то произошло.
Произошло, пока она спала, а её компьютер, по обыкновению, бодрствовал, хотя монитор был чёрен, как — порою — бывали черны её сны.
Но компьютер не отключался от сети, и что–то происходило — может быть, в этот самый момент.