— Мастер Ворон, нельзя же так пугать, — с облегчением сказала Ромея. — Я уж подумала, что все, домой пора ехать.
— Правильно подумала, — тут же отозвалась Фриша, которая заняла место Кассандры подле Мартина и отличалась не менее острым языком, чем покойница. — И сама ты бездарная, и задница у тебя толстая.
— Цыц! — рыкнул Мартин. — Мастер говорит.
Он вообще в последнее время демонстрировал то, что Аллан назвал «лояльностью», и это нас всех очень беспокоило.
— Эмм… — Ворон пощелкал пальцами. — Ромея, да? Так вот. Ромея, я уже говорил о том, что в каждом из людей есть искра, но раздуть ее до состояния пожара может один из миллиона. А то и миллиарда. Вот ты. Наверняка тебе сказали, что у тебя есть склонность к той или иной магии. У вас в замке ведь был домашний чародей?
— Был, — признала она. — И он увидел во мне предрасположенность к магии огня. Он даже написал об этом вам в письме, только вы его не читали.
Это да. Все письма отправились в камин — Ворон даже не подумал их открыть. Кто-то охал, кто-то неверяще смотрел в огонь, а я лично этому его поступку только порадовался.
— Огня! — Маг усмехнулся. — А огонь у нас больше всего не дружит с чем?
— С водой, — ответили сразу человек десять. — С чем же еще?
— Не судьба нам посидеть в тепле, — посетовал Ворон. — Идемте-ка за мной.
На улице было очень мерзко. Возникало ощущение, что тучи опустились почти до земли и вот-вот снесут крышу замка. Да еще и ветер поднялся — пронизывающий до костей и обжигающий лицо.
— Снег к вечеру пойдет, — заметил маг, глянув на небо и кутаясь в длиннополую шубу, которую он надел перед выходом на улицу. — Снег — это хорошо. Зима должна быть со снегом, иначе это не зима.
— Как посмотреть, хозяин, — не согласился с ним Тюба, проходивший мимо нас. — Как его навалит по колено, так в лес за дровами не доберешься.
— А тебе и не надо самому туда ходить теперь. — Ворон засмеялся. — Вон сколько жильцов в замке появилось — неужто помощников тебе не сыщем?
— Сдается мне, что я попал в рабство, — тихо вздохнул неподалеку Эль Гракх. — Серьезно. Как в каких-нибудь Семи Халифатах. Может, он все это обучение устроил для того, чтобы иметь бесплатную рабочую силу?
Надо заметить, что такая версия уже проскальзывала в наших вечерних разговорах, которые негромко велись перед сном. Иногда я даже был готов в нее поверить.
— Если так, то оно, конечно, — повеселел Тюба. — Вместе и папашу бить веселее.
— Поговори мне, — шутливо сдвинул брови маг, и привратник, хохоча во все горло, отправился дальше по своим делам.
— Итак. — Ворон приблизился к колодцу, тому самому, где утонула Труди. — Ромея, подойди ко мне. Остальные тоже в стороне не стоят, давайте, давайте, вставайте кружком вокруг нас. Вам так будет видно лучше, да и теплее.
Указания Ворона после первых дней обучения больше никогда и никем не оспаривались, мы поняли, что в этом нет смысла. Несмотря на то что он никогда не угрожал нам исключением из школы или чем-то еще, все, что он нам говорил, выполнялось беспрекословно и сразу. Вот и сейчас — он только сказал, чтобы мы встали кругом — и через секунду все было исполнено.
— Итак — огонь. — Ворон посмотрел на Ромею. — Отлично. Создай его.
— Кого? — не поняла та. — Огонь?
— Ну да. — Маг потер руки. — Именно. Если это твоя стихия, то у тебя не возникнет сложностей с тем, чтобы прямо сейчас явить нам живое пламя.
— Да если бы я такое умела, то зачем бы пришла к вам? — удивилась Ромея.
— Ты на самом деле хочешь, чтобы я рассказал всем, зачем ты пришла сюда? — уточнил у нее маг. — Вот уж не проблема. Итак, Ромея дар Кольсе, третья дочь маркграфа Салара дар Кольсе, великого сенешаля Силистрии…
— Я попробую, — оборвала мага Ромея. — Я попробую, наставник.
Однако. Мне казалось, что он нас и по именам-то не помнит, — и на тебе. А Ромея перепугалась, как видно, есть ей что скрывать.
— Терпеть не могу это слово. — Маг сморщился так, будто отведал гнилой орех. — «Попробую». Пробовать — это ничего не делать. Дай мне свою ладонь.
Ромея покорно выполнила требуемое. Ворон же, покопавшись в карманах своей шубы, достал оттуда горошину, показал ее нам и положил в открытую ладонь ученицы.
— Что ты сейчас делаешь? — требовательно спросил он у нее.
— Стою, — пробормотала окончательно запутавшаяся Ромея, которая уже не знала, что отвечать разошедшемуся магу. — С протянутой рукой.
— Нормальное состояние части аристократии, — согласился с ней Ворон. — То густо, то пусто. Но это не тот ответ, который я жду.
— Держу горошину на ладони, — сообразила наконец Ромея.
— Отлично, — облегченно вздохнул маг. — А теперь переверни ладонь.
Ромея выполнила требование, и горошина упала на землю.
— А сейчас что ты делаешь? — Маг был последователен в задавании вопросов.
— Не держу горошину? — предположила Ромея.
— Именно. — Ворон сделал шаг и оказался с ней лицом к лицу. — Можно держать горошину и можно ее не держать. Есть только два этих состояния. А вот состояния «я попробую ее держать» нет. Его не существует. Либо ты делаешь что-то, либо ты это не делаешь. Либо ты знаешь что-то, либо не знаешь. Это еще одно отличие мага от простого человека. Простой человек может позволить себе сказать: «Я завтра попробую это сделать», — и в результате не делает ничего, потому что это мифическое «завтра» не наступает никогда. Завтра будет новый день, и у этого дня будут другие проблемы и задачи. Маг такой роскоши лишен. Он либо идет и делает, либо идет и разбирается, как получить желаемое, причем до тех пор, пока не достигает цели. Либо он перестает быть магом, потому что любые сомнения в своей силе и знаниях должны трактоваться им самим как отказ от своего ремесла. И уж точно они будут именно так расцениваться его коллегами и врагами. А во врагах у любого мага — почти все собратья по цеху.
А он прав. Мастер Гай в день нашего знакомства не стал говорить что-то вроде: «Все пропало» или «Тогда ничего не делаем». Он порасстраивался из-за смерти барона, потом задался вопросом: «Кто это сделал?», а потом они нашли меня. Уверен: не найди он меня тогда или убей, и Эрастом фон Рутом стал бы кто-то другой. Интересно, а мастер Гай таки выяснил, кто хотел смерти барона, или нет?
Вестей от него не было. Я в деревню наведывался трижды, два раза заходил в корчму, но тамошний корчмарь, мордатый и небритый, никак не дал мне понять, что меня кто-то искал или хотел видеть. А спрашивать я у него ничего не стал.
— Если ты хочешь сделать — сделай, — продолжал тем временем Ворон свой монолог. — Не хочешь — даже не берись.
Он поднял руку, и в его ладони появилось пламя. Несколько лепестков ярко-красного огня.