— Для того, чтобы Иоганн по его просьбе ночью открыл ворота конюшни и вывел липпицианов! Неужели непонятно? Это все уже поняли! Он боялся предлагать деньги цирковым служителям или наездникам — они могли все рассказать господину де Баху. И он уговорил господина де Баха взять Иоганна. И заплатил!
— Господин де Бах показался мне человеком, много повидавшим. Неужто ему не показалось странно, что привели мальчика из благородной семьи для того, чтобы сделать его цирковым наездником? — спросил я.
Кларисса задумалась.
— Я не знаю… — произнесла она неуверенно. — Я не слышала их переговоров. Но фрау Лаура говорила, будто Иоганн из очень хорошей семьи, будто он наследник богатого русского имения, и именно поэтому нашлись люди, которые воспользовались его любовью к лошадям и выпроводили его из вашей столицы. Я не знаю — она это придумала, или ей господин де Бах рассказал… Право, не знаю! Я же не слышала, что рассказал родственник Иоганна, когда привел его к нам!
— А нет ли и впрямь у вашей сестрицы какого-то злодея в родне? — спросил, переведя речь Клариссы, Гаврюша.
— Единственный злодей, который говорит ей правду в глаза, — это я. Не переводи! А вот теперь переводи. Да кто же этот загадочный господин? Фрейлен Кларисса, постарайтесь вспомнить! — взмолился я. — Ведь господин де Бах как-то же обращался к нему!
Гаврюша, переводя, даже постарался передать отчаяние в моем голосе.
— Это был высокий плотный мужчина, — сказала Кларисса. — С толстыми щеками… Мы еще шутили — вот настоящий русский барин… Мы его видели в ложе на представлении, потом он приходил на конюшню смотреть лошадей. Тогда господину де Баху многие предлагали продать липпицианов, но он отказывал всем. Теперь ясно, почему он не предлагал денег за лошадей! Он знал, что украдет их!
— Но для чего воровать цирковых лошадей? Не собирается же он устроить в своем имении крепостной цирк?.. Гаврюша, скажи просто «цирк»!
— Для чего? Есть люди, страстные любители лошадей, которые разводят их, скрещивают, выводят новые породы. Они могут дорого заплатить за кровного жеребца. А наши липпицианы — жеребцы. Липпицианы — единственная порода, в которой жеребцы послушнее и мягче нравом, чем кобылы. К тому же это «школьные» лошади. Они знают все прыжки Венской школы. Такая лошадь — сокровище… Погодите… Я вспомнила, как звали того господина! Его звали — господин Сурков!
Я лишился дара речи. Гаврюша — тоже. Мы уставились друг на друга глазами столь огромными и круглыми, как по меньшей мере яблоки.
— Погоди, Гаврюша, погоди! — воскликнул наконец я. — Он не знаком с нашей родней! Он всего лишь выпытал у бедного Вани, как зовут несколько родственников, в том числе дядюшку!
— Мошенник! — кратко определил Гаврюша. — И наследника изобрел — есть у мазуриков такой кундштюк, Яков Агафонович сказывал. К картежникам приводят молодца — наследник-де и простофиля. Тот начинает играть, сперва поддается, а потом вся шайка и берет тех картежников в оборот!
Я не стал ему объяснять, откуда Яшка знает про эти затеи. Яшка теперь у нас Яков Агафонович, и его авторитет должен быть непререкаем.
— Переводи, — приказал я. — Фрейлен Кларисса, что вам удалось увидеть той ночью? Вы своими глазами видели, как Ваня… Иоганн впустил того человека? Что же было потом? Точно ли тот мошенник увел его с собой?
— Мошенник был не один. Ваш Иоганн впустил его и еще троих, — сердито отвечала Кларисса. — Я как раз была на конюшне. Я хотела, когда манеж освободится, немного позаниматься с Гектором. Гектор — мой вороной конь, я учу его, у него способности к аппортировке, и еще другие способности.
— Аппортировка?
— Он может носить в зубах палки и другие вещи, как собака. Я хочу, чтобы он брал губами платок с моей груди. Это понравится публике. И еще я хочу на нем ездить, как Матиас, но это неудобно в юбке. Я уже просила господина де Баха, чтобы он позволил мне выступать в мужском костюме… — тут Кларисса вздохнула. — Для чего я осталась на конюшне? Мне нужно было бежать следом за Лучиано, когда он погнался за вашим Иоганном и похитителем! Господи, какая я дура! Я же могла спасти Лучиано! Почему, почему я осталась на конюшне? Я не поняла, что происходит, я была в стойле у Гектора… за что Господь наказал меня?..
Она опять заплакала.
— Бедная девка, — сказал Гаврюша. — Оставили бы вы ее, право… в другой раз все расскажет…
Он избегал моего взгляда. Ему было неловко за то, что он так открыто проявил жалость к Клариссе — по его понятиям, еретичке, обреченной гореть в аду.
— Фрейлен Кларисса!.. — позвал я. — Слезами ведь уже не поможешь…
— Да это все, что мне теперь осталось, — слезы! Я найду ее и убью! — вдруг воскликнула Кларисса. — Я убью ее точно так же — большим ножом! Прямо в сердце! И пусть потом хоть в тюрьму, хоть на каторгу… Я останусь в Риге, я убегу с корабля… Я знаю, где искать эту женщину!
— Фрейлен Кларисса! — произнесли мы с Гаврюшей хором.
— Да, я с ней за него рассчитаюсь! Я сильная! Я так ударю ее ножом, что она умрет сразу… я знаю, где сердце… я убью ее, я убью ее…
Больше ничего нельзя было разобрать — сев на лавочку и закрыв лицо руками, Кларисса отчаянно рыдала.
— Ее послушать, так получается, будто итальянца убила женщина и… — я хотел было продолжить свою мысль, но осекся.
Лицо Гаврюши безмолвно говорило, что ему пришла в голову та же самая мысль.
Женщина, которая в смятенных чувствах бежала по цирку, преследуемая не злодеем, нет! Преследуемая, возможно, свидетелем своего преступления! Женщина, которую мы спасли — и спрятали у себя, и пытались по наивности своей вызнать у нее хоть что-то про Ваню! А она, ловкая соблазнительница, так ухитрилась себя поставить, что мы охотно о ней заботились, оплачивали ее расходы, помогали ей скрываться от полиции!
— Фрейлен Кларисса, — решительно сказал я. — Мы знаем, о какой женщине вы говорите. Почему она убила господина Гверра? Гаврюша, переводи как можно точнее!
— Вы знаете? — Кларисса просто воспряла. — Вы поможете мне? Я все вам расскажу! Однажды вы спасли меня, я верю вам, я помогу найти Иоганна, только помогите мне отомстить!
— Почему вы решили, будто она убила господина Гверра?
— Мне все объяснили его друзья — она была его любовницей! Эта старуха! Ей по меньшей мере тридцать лет! — Кларисса вытерла глаза, ярость в ее душе оказалась сильнее скорби. — Она соблазнила его, он к ней бегал по ночам. А потом они поссорились, он не захотел к ней ходить, она прибежала в цирк и заколола его! Она убила Лучиано — и как же мне теперь жить, как мне жить без него?.. Он был самый лучший, самый талантливый из всех! Он бы понял наконец, что липпицианы — мое приданое, это же так просто!
Действительно, просто — я наконец с большим трудом уразумел, что девочка была влюблена в итальянца. Никогда не понимал, что женщины находят в этих черномазых, косматых, губастых и носатых детинах.