В Гаврюшиной голове для понятия влюбленности места не было. Он выразился попроще:
— Так она что же, замуж за него собиралась?
— Выходит, так…
Мы на цыпочках отступили подальше.
Я понял, в чем винила себя Кларисса. Увидев, что с конюшни уводят драгоценных липпицианов, она на своем Гекторе кинулась в погоню. Она была одна, похитителей — по меньшей мере трое. Ей оставалось только выследить их. Но, не зная, надолго ли лошади спрятаны в имении Крюднера, она боялась возвращаться в цирк — как знать, вдруг к приезду возмущенного де Баха с полицией кони окажутся уведены в другое место? Но если бы она осталась в цирке, то, возможно, помешала бы убийству итальянца — так ей сейчас казалось.
— Надобно узнать подробности, — сказал очень мрачный Гаврюша. — Как его убили, кто тело нашел, с чего взяли, будто это — она…
— Погоди, не видишь — ревет в три ручья…
Кларисса опять успокоилась, и мы приступили к ней с расспросами. Она была убеждена, что Ваню забрал с собой похититель лошадей, а про таинственную любовницу Лучиано Гверра ей объяснили его товарищи-наездники. Товарищей было с полдюжины — Матиас, Фриц, Герберт, еще кто-то, мы тогда не разобрали его прозвания, и наш приятель Казимир. Похоже, был и шестой. Все они были знатными конными штукарями — де Бах плохих вольтижеров не держал. Все считались и хорошими прыгунами — для них мы и затеяли свою подножку. Если Гверра изображал жизнь и смерть героического солдата, стоя на несущейся лошади, то Казимир в силу малого своего роста годился для выступлений с липпицианами — они, поди, и не чувствовали на спине его веса, совершая свои диковинные прыжки. Матиас показывал обучение трактирщицы конной езде — он выходил в разноцветных юбках и преогромном чепце, с бутылью наливки, его долго подсаживали на лошадь, он норовил то свалиться, то сесть задом наперед, хватался за хвост, отплевывался — словом, валял дурака, а потом доказывал всем, что и он не лыком шит, и скакал стоя, даже не вздрагивая, когда лошадь брала барьерчик.
Эти господа, приезжая в новый для себя город, очень быстро обзаводились любовницами, друг от друга этих подвигов не скрывая, а напротив — похваляясь ими. Про амурные приключения итальянца они узнали от него самого, да и встречали его с избранницей возле церкви — я понял, что речь об Александроневском храме. О том, что любовница не оправдала ожиданий, Гверра им тоже доложил. Насчет ожиданий мы с Гаврюшей были в недоумении, но он догадался первым:
— Может, она ему денег не давала?
Наша незнакомка действительно мало походила на перезрелую Венеру, которая станет платить за ласки бойким молодцам. Так этот вопрос и повис в воздухе.
— Фрейлен Кларисса, — сказал я. — Мы попытаемся найти эту женщину. Убивать ее вам не для чего — если она заколола господина Гверра, то пойдет на каторгу, а российская каторга — более суровое наказание для убийцы, чем нож в сердце. Давайте заключим договор.
— Какой договор? — спросила девочка.
— Я позабочусь о том, чтобы убийца господина Гверра не ушел от возмездия. А вы разузнайте, кто последний видел той ночью Иоганна и точно ли он уехал с похитителями. Вы ведь говорили, что в конюшню из парка вошли три человека, один из них — мнимый дядюшка Иоганна. А сколько человек сопровождало липпицианов, когда вы их выслеживали ночью?
Кларисса задумалась. Потом она, как могла, объяснила путь похитителей.
И тут я опять отклоняюсь от нити своего рассказа. Дело в том, что цирковые артисты живут не так чтобы дружной семьей — скорее уж, табором человек в сорок или даже пятьдесят. И этот табор не нуждается в посторонних. У него своя жизнь, свои страсти, свои интриги — скажем, приколотить сапоги недруга подошвами к полу. Они, приезжая в город, редко заводят там хорошие знакомства — неженатые мужчины ищут разве что богатых и доступных женщин, а прочим хватает таборных взаимосвязей. Из цирка и конюшни господа артисты выходят в город для того, чтобы поесть, или же на рынок за продовольствием. Могут прогуляться по лавкам. И получается, что они знают два-три маршрута, жизненно необходимых, и могут не знать соседних с цирком улиц. Кларисса жила прямо в цирке со своим законным отцом, музыкантом, а как по прозванию — я запамятовал. Она привыкла к этой походной жизни и умела быстро обустроить ложу для ночлега, а перед представлением ловко собрать всю обстановку в узел. Она умела готовить на походном очаге, шить не только тоненькой иголкой, как наши девицы, но и большой иглой, которой чинят сбрую. Она сама себе мастерила наряды. Словом, девочка могла бы стать прекрасной супругой для конного штукаря. Де Бах, как я понял, ей покровительствовал, но в меру — не хотел ссориться с фрау Лаурой. Девочка-то появилась на свет, когда де Бах был давно женат и имел уже четверых детей от законной супруги. Кто была мать Клариссы — я так никогда и не узнал.
Так вот, если верить Клариссе, похитители вышли из Малого Верманского парка через те ворота, что открывались на перекресток Елизаветинской и Александровской. И тут же они свернули в одну из малых улочек. Кларисса преследовала их по стуку копыт. Они продвигались на север, где располагалось преогромное городское пастбище и не было возможности повстречать патруль. Потом они вместе с липпицианами вышли к огородам обывателей Петербуржского предместья. Их голосов Кларисса не слышала, а когда и стук копыт казался неуловимым, проделывала забавную штуку: Гектор, ее любимец, умел по команде подавать голос. Он ржал, а липпицианы из темноты откликались. Кларисса всего дважды это предпринимала, боясь, что ее хитрость раскроется и похитители найдут возможность ее отпугнуть.
Из всего этого я понял, что Кларисса не знает точного количества похитителей. И был ли с ними Ваня — определяет умозрительно.
Я решительно не желал верить, что мой племянник — пособник конокрадов!
Потом, когда Кларисса ушла на конюшню, а мы с Гаврюшей старательно мастерили подножку, я приводил ему тысячу агрументов: почему дитя, воспитанное в дворянской семье, не может опуститься до преступления.
— Так коли дитя все добром да добром учат, оно как раз находка для мошенника, — возражал Гаврюша. — Вон Яков Агафонович всякое вытворяет — сиделец у нас, Митрофан, зазевался, и Яков Агафонович у него деньги из кассы стянул, а потом на него же и накричал. Вперед будет за кассой смотреть! Вот это — наука. А дворянское дитя живет без науки…
Он призадумался и вдруг брякнул ни к селу ни к городу:
— А девка-то, выходит, толковая…
— Какая девка? — напрочь забыв в тот миг о Клариссе, спросил я.
— О приданом своем заботилась. Не то что амуры крутить, а приданое… Все в дом будет нести, а не из дома…
Я ужаснулся. Случилось страшное — ему понравилась Кларисса!
Он сам себе не отдавал в этом отчета, ему просто было приятно рассуждать о ней. Невеста в Московском форштадте — это само собой, невеста никуда не денется. А Кларисса… это же совсем иное!..
— Да, девица хорошая, — согласился я. — Бог даст, найдет себе мужа по сердцу где-нибудь в Австрии. Рано ей замуж — ей и пятнадцати нет. Хорошо бы ей встретить богатого жениха, чтобы бросить цирк. А то выйдет за наездника, всю жизнь проведет на конюшне.