Но нет — без побега им и жизнь была не мила. Тайны и приключения необходимы им, как воздух для дыханья.
Тут он, пожалуй, был прав.
— Тогда мне остается только указать вам этот квартал, — неуверенно сказала я.
Я полагала, пока они не знают моего адреса, то не могут и имени моего узнать. Но раз уж Алексей Иванович догадался, что меня обвиняют в убийстве итальянца, то узнать мое имя в полиции для него не составит труда.
— Лучше всего было бы, если бы мы пошли все вместе. Тогда вы, мисс Бетти, были бы полезны при возможных недоразумениях с дворником. Берите вашу шаль, и пойдем.
Это был приказ.
Мы втроем вышли из дома, огляделись — патруля не заметили. Я все еще прихрамывала, и Алексей Дмитриевич это заметил.
— Обопритесь о мою руку, — велел он.
Сейчас рядом со мной был совсем другой человек — немногословный и сосредоточенный. Свечкин тоже переменился — подтянулся, нахмурился. Мы молча пересекли Александровскую, дошли до Дерптской, свернули направо и довольно скоро оказались у соседских ворот.
— Я никогда не лазила по заборам, — сказала я, — но если вскарабкаться на эти ворота, то, наверно, можно с них перебраться на крышу сарая.
— Подсади-ка, Свечкин.
Видя, как они, помогая друг другу и совершенно не боясь темноты, карабкаются по воротам и перескакивают на сарай, я поверила, что оба — и впрямь моряки. Или же совершенно неслыханные мошенники.
Некоторое время было тихо. Я диву давалась, как они там управляются в потемках, имея только свои «прометеевы спички». Сколько я ждала их — неведомо. Залаял и угомонился пес, но была это собака нашего дворника или другая — я не поняла.
Наконец послышался хруст — кто-то из них возвращался по крыше. Незримый человек дошел до края, перебрался на ворота, соскочил вниз и оказался Свечкиным.
— Слава Богу, нашлась пропажа! — сказал он мне и перекрестился.
— Неужто Ваня?
— Он самый. Только придется его там оставить до утра. Плох наш Ваня, не вытащим. Нужно с телегой приезжать.
— Да что с ним?
— Бывает, когда головой сильно треснешься… У нас на «Ярославе» у Афона было — матроса с грота на палубу сбросило. Долго мы с ним маялись — тоже рука с ногой служить отказались, видел все — как в тумане. Лекарь сказывал — пульс плохой, слабый. Чуть не две недели провалялся, потом ходить начал, глаза поправились, развиднелось. Потом, месяц спустя уже, когда его в Севастополь отправляли, только малость прихрамывал. Ничего, и Ваню поправим!
Опять захрустело — это пробирался к воротам Алексей Дмитриевич.
— Я ваш должник, мисс Бетти, — сказал он, ловко спрыгнув наземь.
— Как вам удалось его найти?
— Очень просто — я спустился и вошел в сарай, Свечкин остался на крыше с пистолетами. Когда пес залаял и прибежал, я уже был в сарае. Он покрутился у двери и ушел.
— А если бы набросился на вас?
— А пистолеты на что? Они пристрелянные, и Тимофей умеет с ними обращаться — так, брат Свечкин? Из чего нам с ним только не доводилось стрелять! У пленных турок оружие было — чуть ли не те мушкетоны, из которых еще Стенька Разин палил. Идемте отсюда скорее…
— Но как вы оттуда выбрались?
— Да очень просто — Свечкин сверху руку протянул. Мисс Бетти, мы не сухопутные крысы, мы люди флотские. Чтобы флотский на крышу сарая не взлез — да это же курам на смех…
Именно тогда я окончательно поняла — Алексей Дмитриевич мне не лгал. Я знаю эту интонацию моряков, которые поминают пехоту и даже гусар с неописуемым высокомерием.
— Что же мы сейчас будем делать? — спросила я.
— Ничего — пойдем домой и ляжем спать. А утром придет Гаврюша, и тогда уж займемся Ваней. Сейчас-то нам его не вытащить, а утром будет телега с периной, мы его в Московский форштадт перевезем, лекаря позовем. До утра он уж как-нибудь в сарае поживет.
Мы пустились в обратный путь — я опиралась на руку Алексея Дмитриевича. Никогда не думала, что такое хождение под руку очень обременительно — нужно все время друг к дружке приноравливаться. Мой «конокрад» тоже явно не имел опыта таких прогулок.
Мы вернулись на Гертрудинскую, и Алексей Дмитриевич со Свечкиным сразу удалились в чуланчик. Я же долгое время не могла заснуть — а отчего, не знаю и сама.
Проспала я не более двух часов — меня разбудил рассвет. Отчего-то он был удивительно радостным, как будто все мои беды кончились, и я могла вздохнуть спокойно. Несколько времени я пролежала, не желая ни о чем вспоминать. Сон не шел, оставалось только взять английскую книжку и дождаться пробуждения Алексея Дмитриевича со Свечкиным.
Когда Свечкин вздувал самовар, прибежал Гаврюша, и началась суета. Гаврюшу послали обратно в Московский форштадт за телегой, наказав ему, чтобы, отправив телегу на Гертрудинскую, сам бежал искать хорошего доктора-немца. Кроме того, Алексей Дмитриевич написал письмецо какому-то Якову Агафоновичу, чтобы тот взял извозчика и прибыл самолично.
— Мисс Бетти, я отсюда съезжаю, — сказал он. — Мне Ларионов найдет жилье, чтобы там поселиться вместе с Ваней, пока он не окрепнет настолько, чтобы перевезти его в столицу. Коли хотите, можете оставаться… я комнату на месяц вперед оплатил…
При этом он усердно взбивал помазком в плошке мыльную пену для бритья. Все это походило на обычное утро в небогатом семейном доме — муж собирается на службу, жена убирает со стола.
Меня беспокоило одно — теперь, когда Ваня найден, пойдет ли Алексей Дмитриевич в полицию?
Судя по тому, что он прихорашивался, а Свечкин вышел на лестницу с его сюртуком и щеткой, какие-то важные встречи ему с утра предстояли.
Вскоре прибыл здоровенный купчина-старовер. Он вошел, обозрел комнату и недовольным голосом заметил:
— У вас тут и лба перекрестить не на что!
Я немного знала обычаи староверов и удивилась, как это купчина зашел в дом, принадлежащий немцу, и в комнату, где жили «никониане».
— Яков Агафонович! — воскликнул Алексей Дмитриевич. — Ты извозчика не отпустил?
— Ждет. И телегу нанял на пристани, скоро будет.
— Перину в телегу велел положить?
— Все, как велено — моя Федотовна и перину, и одеяло обещалась дать. Только те, что попроще и постарше, чтобы их в дом уж не возвращать. Она у меня в строгости воспитана, милосердие — милосердием, а оскверненной посуды в доме не потерпит, и перины также. Так где ваш Ваня?
— Поедем, и ты, Яков Агафонович, вызвав дворника, объяснишь, что там, в сарае, твой парнишка прячется. Придумай что-нибудь — что разумом скорбный, что от страха свихнулся, что припадочный… Да дай дворнику хоть рубль — он с кучером Ваню вынесет и в телегу уложит.
— А что с ним на самом-то деле?