В самую трудную минуту они, вместо того чтобы, как всегда, занять круговую оборону, набросились друг на друга. Разве после такого можно реанимировать дружбу? Мэллори не знала. Теперь казалось, она не знает самых важных вещей. Однажды она уже отстроила свою жизнь заново, ради чего упорно работала, лепила себе новый образ, пока, благодаря ежедневному притворству, окончательно в него ни вжилась.
Настоящую себя Мэллори всегда прятала и не показывала ни мужу, ни подругам. Даже помогая Кендалл, она отчаянно боролась с творческим кризисом, о котором никому не могла рассказать. Она принимала любовь и внимание Криса как должное, а его держала на «голодном пайке». Неудивительно, что Крис ее бросил!
От тоски Мэллори залезла в шкаф мужа, но там, разумеется, остались только вещи. Отсутствие Криса раздражало и выбивало из колеи настолько, что она думала лишь о нем.
Разглядывая вещи мужа, Мэллори поняла: гордость не залечит зияющую рану, образовавшуюся в ее душе. Если она любит мужа и подруг, то должна показать свою любовь, а главное — настоящую себя.
Мэллори со всех ног бросилась в спальню, схватила телефон и, позвонив Патрише Гилмор, объявила, что берет месячный отпуск, а после него намерена в корне изменить свой график. Она попросила Патришу связаться с Зоей и юристами «Патридж энд Портман». Следовало спасти «Брань на вороте», чтобы популярная книга обогатила всех авторов. Мэллори поручила Патрише об этом позаботиться, а сама связалась с Лейси Сэмюэлс, желая выяснить обстановку в «Скарсдейле».
Как здорово, что все сдвинулось с мертвой точки! Ободренная Мэллори позвонила в турагентство, рассказала о своих планах и попросила прислать ей билеты сегодня же вечером. Оставался последний звонок. Не давая себе передумать, она набрала номер секретарши Криса и назначила мужу встречу на следующий день за ленчем.
Говорят, что спектакль не кончается, пока не сыгран последний акт. Для Мэллори любовная история не кончалась, пока главные герои не клялись друг другу в любви и не обещали жить долго и счастливо.
* * *
Лейси Сэмюэлс сидела в осиротевшем кабинете Джейн Дженсен и гадала, не вызвать ли шамана или священника, чтобы уничтожил темную ауру бывшей шефини.
Лейси поручили собрать и упаковать в коробки все вещи и бумаги, оставшиеся после шестнадцатилетней работы Джейн в «Скарсдейле», чтобы кабинет смогла занять Ханна Сатклифф, которая заинтересовалась и им, и лучшими авторами Джейн.
Лейси поставила на стул пустую коробку и начала перебирать вещи Джейн, понимая, что ищет объяснение высокомерию и надменности бывшей шефини. Перебирала осторожно, даже опасливо: во-первых, потому что вещи принадлежали Джейн, во-вторых, из страха, что бывшая шефиня неким образом застигнет ее за этим занятием и накажет.
Ханна с Кэшем хором уверяли, что это невозможно, да и Джейн сейчас наверняка ходила по собеседованиям, но Лейси чувствовала: ее внутренний механизм «бей или беги» в полной боевой готовности.
На столе ничего интересного не попалось. Старая кружка, набитая ручками и карандашами, электрический подогреватель, бумага для заметок, испещренная злыми каракулями Джейн, почти засохшее растение, которое от нехватки света согнулось пополам. Все это немедленно отправилось в коробку.
Лейси выдвинула верхний ящик стола и сперва решила рассортировать содержимое: канцелярские принадлежности вроде скрепок, стикеров и красных карандашей она оставит, а все личное сложит в коробку. Личных вещей оказалось очень немного — ни тебе сувениров, ни снимков. Неужели Джейн не фотографировалась со знаменитостями, которых редактировала? Лейси обнаружила лишь служебки, списки внутренних телефонов, производственные графики, мятые обертки и так далее.
Почему Джейн, бесспорно талантливый редактор, так презирала писателей? Почему мучила окружающих? Даже серийные убийцы не рождаются преступниками — значит, и у Джейн Дженсен имелись мотивы.
Лейси встала из-за стола и повернулась к шкафу с книгами, которые Джейн редактировала в последние годы. В основном там хранились свежие произведения лучших авторов «Скарсдейла» — Джейн как-никак была ответственным редактором. Книги Лейси перебирала с благоговейным трепетом и радовалась, что участвует в их создании. Она теперь младший редактор и ждет не дождется очередного литературного «алмаза», чтобы отшлифовать его до бриллиантового блеска.
На нижней полке обнаружилось несколько экземпляров «Брани на вороте», и Лейси почувствовала восторг вперемешку с разочарованием, как всегда, когда слышала об исках и встречных исках, связанных с этой книгой. Несмотря на разоблачение Кристен Колдер, или, скорее, благодаря ему, «Брань на вороте» до сих пор поднималась в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс». До сих пор поговаривали об изъятии книги из продажи из-за споров об авторском праве. Сама Лейси считала, что терять столь прибыльную книгу ни в коем случае нельзя.
В глубине души девушка верила, что можно найти решение, которое устроит все стороны, и при этом не изымать книгу из продажи. После звонка Мэллори Сент-Джеймс решимости у Лейси значительно прибавилось, но, стоило ей заговорить о компромиссе, Ханна и Кэш в один голос заявляли, что это фантазия. Только разве не фантазии, помноженные на упорство, спасли «Брань на вороте» от безвестности? Вдруг такая же фантазия, порожденная нестандартным мышлением, удержит книгу на полках?
Об этом и размышляла Лейси, когда в углу нижнего ящика обнаружила потрепанную рукопись. «Одна жизнь, одна мечта» — было выведено на титульном листе крупным старомодным шрифтом. Ниже стояло имя автора. Лейси прочла его и обмерла: «Джина Джонстаун». Наверняка псевдоним «той-что-не-должна-быть-названа». Сопроводительное письмо, прикрепленное к титульному листу, датировалось 1983 годом. Примерно в это время Джейн и появилась в «Скарсдейле».
Любопытная Лейси перелистала рукопись, пробегая глазами абзац за абзацем, сцену за сценой. При упоминании «пульсирующего мужского достоинства» главного героя девушка поморщилась, но попадались и вполне приличные эпизоды. В целом рукопись показалась Лейси неплохой, однозначно лучше большинства опусов, которые ей всучила Джейн. Отдельные главы получились хорошими — но, увы, недостаточно хорошими для публикации.
Письма-отказы, приложенные к рукописи, только подтвердили оценку Лейси. Уважаемые нью-йоркские редакторы хором говорили, что Джейн не следует бросать нынешнюю работу. К совету Джейн прислушалась, но обиду явно не забыла.
Выходит, Джейн из зависти унижала писателей, вместо того чтобы им помогать? Неужели зависть в итоге превратилась в горечь и злобу, которую она изливала на окружающих?
Лейси разгладила и скрепила страницы, а письма-отказы положила сверху — пусть Джейн видит, что рукопись читали. Девушка быстро заклеила коробку. «Так это затаенная злоба расшатала психику? — думала она. — Или, наоборот, расшатанная психика превратила зависть в нечто уродливое?» Лейси прилепила стикер с адресом. Какая разница, что было причиной, а что следствием! Впрочем, сплетен о несостоявшейся литературной карьере Джейн она не хотела. Дело не в причине, заставившей Джейн унижать писателей и подчиненных, а в самом факте унижений.