Достучалась ли до сердца дочери, Фэй не знала, а ей еще с подругами объясняться… Не беда — главное, начало положено.
Фэй Труэтт замерла в руках мужа, пока тот обращался к Господу от своего имени, ее имени и имени всех прихожан.
Когда молитва кончилась, Фэй опустила голову и зарыдала.
Написать хорошую книгу все равно что нырнуть на глубину и не задохнуться.
Ф. Скотт Фицджеральд
— Таня! — позвала из гостиной Труди. — Скорее сюда, ты должна это увидеть!
Тем воскресным утром Таня проснулась после десяти и еще добрых полчаса лежала в постели и притворялась спящей. Теперь, едва вернувшись с работы, она ложилась спать, точно решила восполнить дефицит сна.
Таня понимала: нужно искать третью работу, чтобы компенсировать потерянный писательский гонорар. «Брань на вороте» из продажи не изъяли, только Таня очень сомневалась, что получит причитающуюся ей сумму. «Маска» присоединилась к совместному иску против «Скарсдейла», но, если не нанять агента, защищать свои интересы придется самостоятельно.
Несмотря на долгий сон, Таня становилась все раздражительнее. В закусочной они с Бреттом лишь кивали друг другу — ни словом не перекинулись после того, как Таня категорически отвергла его помощь. Приглашение на воскресный ужин Бретт не отменил, и Лоретта с Кристал умоляли согласиться, но при одном упоминании Адамсов у Тани слипались глаза.
Когда дочери спрашивали: «А когда мы снова пойдем к Адамсам?» — Таня обрывала их гневным: «Не донимайте глупыми вопросами!» Не объяснять же, что она боится Бретта, потому что он ей очень симпатичен. Что ни в коем случае нельзя мечтать о жизни в его уютном доме с соблазнительными запахами с кухни. Ведь если Бретт Адамс взвалит на себя часть ее ноши, она расслабится и больше никогда не соберется.
— По телику показывают твою подругу! — снова закричала Труди.
В пижаме и тапочках Таня поплелась в гостиную, беззвучно проклиная Труди, а заодно и весь мир.
Труди смотрела «Час молитвы» с пастором Стивом.
— Это же твоя подруга? — уточнила мать. — Та, что эротику пишет? Я смотрю этот канал исключительно ради пастора Стива. Настоящий красавец!
Таня села на диван и подалась вперед, чтобы разглядеть зернистую картинку на экране их древнего телевизора. Судя по виду, Фэй не хандрила сутки напролет в пижаме и тапочках. Аккуратная стрижка и черный в тонкую полоску костюм делали ее похожей на директрису. Все присутствующие на службе, включая красавца проповедника, смотрели ей в рот.
— Небось жалеешь, что связалась с ней и с двумя другими? Они же на произвол судьбы тебя бросили!
Таня промолчала. Она наблюдала, как Фэй кивает оператору, как Стив сжимает ее в объятиях, читая последнюю молитву.
— Полагаться ни на кого нельзя, — продолжала Труди, — иначе проблем не оберешься. Я с колыбели тебя этому учила. Родную дочь, конечно, не бросишь, да только я не хотела, чтоб ты слишком на меня полагалась. Ну… — Труди замялась. — Вдруг бы я не выдержала и с места сорвалась?
Таня замерла, потом медленно отвернулась от экрана, от Фэй Труэтт, склонившей голову в молитве, и посмотрела на мать. Труди украдкой глотнула апельсинового сока, по случаю воскресенья наверняка сдобренного водкой. Слушать, как собственная мать признается, что хотела тебя бросить, — это не для слабонервных! С другой стороны, разве Таня об этом не догадывалась?
— Хорошо, что ты не послушала, когда я толкала тебя к Бретту Адамсу. Таким, как мы, никогда не везет. Может, у этих все всегда идет по плану, — Труди кивнула на экран, где в стоп-кадре застыли Фэй и Стив Труэтт, — а у нас — нет. — Труди хлебнула «отвертки». — Боль каждый прячет и глушит по-своему, — рассуждала она. — Я — с помощью выпивки. А что, очень быстрый и надежный способ… Ты, — Труди показала стаканом на Таню, — забывалась работой и детьми.
Таня схватила пульт и выключила телевизор. Какого черта мать валит себя и ее в одну кучу?! Разве Таня всю жизнь не доказывала, что она не такая, как Труди?
Таня хотела вернуться в спальню, только Труди болтала без умолку.
— Я тут подумала, и знаешь, что получается? Мои… хм, проблемы сделали тебя сильнее. Это я научила тебя твердо стоять на ногах.
Оказывается, депрессия не самое страшное! Сейчас Таня чувствовала себя в сто раз хуже, чем несколько минут назад. Теперь апатия сменилась негодованием. Труди что, последние мозги пропила, раз считает себя хорошей матерью?
— Значит, ты стала безвольной пропойцей, чтобы закалить мой характер?
— Честно говоря, планов я не строила, — потупилась Труди. — Все само собой вышло.
Тане хотелось плакать, как Фэй по телевизору, хотелось рыдать в голос, выть — что угодно, только бы заглушить жуткую сердечную боль.
— Правильно делаешь, что показываешь Кристал и Лоретте: никому доверять нельзя. В один прекрасный день девочки тебя за это поблагодарят.
— Ах, мама! — Таня почувствовала, что все ее жизненные принципы летят к черту. Она из кожи вон лезла, чтобы не повторять ошибок матери, а сама преподала дочерям тот же урок? Нет, она слышать об этом не желает, и думать тоже!
Бретт сказал, она его боится. Боится рискнуть. Боится к себе подпустить. И он совершенно прав.
Мысли неслись бешеным потоком, и Таня, не усидев на диване, вскочила.
— Думаешь, я права, что перестала писать, когда «Маска» разорвала договор? Думаешь, без договора и пробовать не стоит? Не стоит написать роман, допустим, под вымышленным именем и предложить другому издательству?
Таня нервно мерила гостиную шагами и бомбардировала мать вопросами, хотя прекрасно знала, как она ответит.
— Думаешь, мне не стоит встречаться с Бреттом — а мне он очень нравится! — из страха, что разочаруюсь? Думаешь, не стоит браться за что-то новое, потому что может не повезти?
От горькой обезоруживающей правды Тане стало трудно дышать. Надо же, всю жизнь хотела быть не такой, как Труди, а превратилась в ее копию за минусом лености и пристрастия к спиртному. Дочерей она учит тому же, чему мать учила ее.
Не дождавшись формального «да» от матери — оно, впрочем, и не требовалось, — Таня вылетела из гостиной и распахнула дверь трейлера.
— Собирайтесь, мы идем к Адамсам! — крикнула она девочкам, которые играли на улице. — Я одеваюсь.
Таня вытащила сотовый и набрала номер Бретта, затем бросилась в спальню и, пока раздавались гудки, достала из стопки чистого белья нужные вещи.
— Это я! — выпалила она, когда Бретт наконец ответил. — Я передумала. Если приглашение в силе, мы с девочками придем.
— Приглашение, конечно же, в силе, — отозвался Бретт. — Это ведь Таня Мейсон, заявившая, что я внушаю ложное чувство защищенности?
— Пенять женщине на старые ошибки не по-джентльменски, — заявила Таня. — Когда приду, поговорим и об этом, и о другом.