Зачарованный город N | Страница: 72

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

И все равно он надеялся. Восхищение, читавшееся в прекрасных глазах чужачки, доверие… ее нежные улыбки, подаренные ему. Зоя так разительно отличалась от местных женщин, что незаметно стала для парня самым ценным призом, который он только мог пожелать. Чересчур долгая жизнь наложила свой отпечаток не на внешность горожан, а на их личности. Принц ощущал это повсеместно. Какой бы красавицей ни была очередная сайя, положившая на него глаз, от нее веяло чем-то грязным, словно в красивую упаковку завернули разъеденную временем душу. Во всяком случае, Эвану казалось именно так. И никакие доводы наместника не могли убедить его в обратном. Он улыбался своим многочисленным поклонницам, был вежлив и учтив, но не мог перешагнуть через себя и выбрать достойную пару из тысячелетних жительниц Неронга.

Легкий флирт, кратковременная интрижка – другое дело, но на что-то большее Эвана не хватало. Пока не появилась она, девочка из другого мира. Малышка, в которой он увидел искренность и наивность, свойственные настоящей человеческой юности. «Не красавица», – сказал Сэн. Да разве же в красоте дело? И потом… она очень даже симпатичная. И смотрит на него с обожанием, и слушает с восторженным вниманием, и… она просто то что надо! Для него. Эван вздохнул. День шел на убыль, небо окрасилось в бордово-фиолетовые тона. Кое-где начали проявляться мерцающие точки далеких звезд. Ночью стихийный переход не работал, что упрощало жизнь и ему, и азорам. Давнее противостояние, в котором неизменно погибали невинные девушки. Жестоко? Привычно! Людям вообще свойственно ко всему привыкать. И Эван за последние сто лет тоже перестал вздрагивать каждый раз при виде очередного тела, разорванного на куски или затоптанного гигантскими ящерами. Лишь в груди неприятно давило от этого зрелища, а побелевшие пальцы непроизвольно сжимали рукоять ножа.

«Так надо!» – однажды сказал Светлоликий. Надо заманивать в их мир ничего не подозревающих невест, которые готовились стать чьими-то женами. Надо молча дожидаться в укрытии конца кровавого представления, что устраивают белолицые убийцы вместе с их зверьем. Надо не вмешиваться, потому что толку от этого все равно не будет. Надо… Кому надо? Зачем?! Чтобы Неронг перестал быть тюрьмой для своих обитателей? Чтобы могущественный повелитель смог наконец покинуть подземелья? Чтобы в город вернулось то процветание, которое, по слухам, царило до проклятия? Но не слишком ли велика цена? Сколько уже жизней погубили посланники Сэн вместе с азорами, и стоит ли гибель ни в чем не повинных девочек призрачной свободы тысячелетних горожан?

«Когда-нибудь этому придет конец», – пообещал юному ученику наместник после первых походов в горы, которые неизменно заканчивались тихой истерикой и громкой пьянкой, – пиво в городе готовили отменное и много. Тогда принц был еще совсем мальчишкой, глупым и впечатлительным. Он не понимал, что благополучие будущих подданных требует жертв. Все городские проблемы решал Сэн, а повелитель продолжал ставить свои магические эксперименты где-то глубоко под землей. Живой символ надежды, светящееся божество, целитель, защитник… Люди воспринимали Светлоликого именно так, и хозяина города это вполне устраивало. Половину вынужденного заточения он был одержим поиском альтернативной возможности снять проклятие. И вовсе не из-за жалости к чужачкам. Его интересовал лишь результат. Для получения оного запертый в городе сильнейший что только не использовал, но все тщетно. А Таас с Каасом продолжали тем временем заманивать новых невест из лежащих за Гранью* миров. И пусть Эван давно уже свыкся с мыслью, что великая цель оправдывает средства, он все равно ощущал себя виноватым.

Его мать когда-то тоже была таким вот средством, однако ее жертва оказалась напрасной, как и смерть тех, кто не сумел дойти до городской стены. Теперь же на карте пророчества появилась еще одна фигура – Зоя, и принца это скорее печалило, чем радовало. Известие о том, что ему следует отправляться встречать новую сейлин, стало приятной неожиданностью. И было таковой до тех пор, пока смутные подозрения, возникающие по мере ожидания, не подтвердились. Эван провожал хмурым взглядом всадников, которые не спеша удалялись в сторону леса. Глаза его неприязненно щурились, прожигая их спины. Он предпочитал считать этих не2людей виноватыми если не во всем, то во многом, и, надо отметить, было за что. Именно они убивали беззащитных женщин. Из-за них до сих пор не осуществилось спасительное пророчество. И это им был обязан город постоянными разрушениями, а сам принц – гибелью матери.

Аше-ары – живое воплощение зла. Как только спадут чары и жители Неронга смогут беспрепятственно передвигаться за пределами городских стен, Светлоликий собственноручно уничтожит эту белокожую шайку, которая давно уже стоит у всех костью в горле. Когда-нибудь… или уже скоро? Эван покачал головой. Он не слышал разговор азоров из-за разделявшего их расстояния. В отличие от зоркого зрения, унаследованного от отца, слух парня лишь немногим превосходил человеческий. От повелителя ему достались быстрое восстановление организма и слабая утомляемость, возможность за короткие сроки осваивать разные дисциплины, даже некоторые способности к магии проявились с возрастом, но внешне принц походил на мать и был, как и она, смертным. Лишь постоянное употребление чудотворного зелья, которое готовил наместник, позволяло ему не стареть. Вспомнив о напитке, давно уже ставшем неотъемлемой частью его жизни, парень достал из дорожной сумки флакон и, открыв его, сделал глоток. Приятный аромат защекотал ноздри, а по горлу прокатилась волна свежести. Легкая улыбка лишь на мгновение тронула его губы, которые тут же сжались.

– Зачем же ты послал меня сюда, наставник? – спросил Эван пустоту, которая продолжала хранить безмолвие.

Тяжелым грузом навалилось разочарование. И одиночество нанесло очередной удар, больно кольнув в груди – там, где под защитой ребер гулко билось обиженное сердце. Сегодня никто не умер на равнине, простиравшейся до самого леса, разве что огонек слепого доверия к тому, кто в свое время дал ему больше, чем родной отец, начал стремительно гаснуть в душе принца. По просьбе повелителя Сэн с юного возраста обучал Эвана боевым искусствам, азам магии и наиболее важным, с его точки зрения, наукам. О язвительных замечаниях учителя относительно успеваемости подопечного парень до сих пор вспоминал с легкой дрожью в руках. А чего стоили наказания! То уши вырастали на полголовы, то ноги прилипали к полу на несколько часов. И каждый раз наместник тихим незлобным шепотом предлагал нерадивому ученику подумать над своим поведением.

А потом были бесконечные уроки, изматывающие тренировки и… два круга испытаний: Огонь и Вода. Пройти их приказал парню сам гай Светлоликий. Просто для того чтобы проверить, что именно унаследовал от него сын. Тогда принц едва не расстался с жизнью, но кто-то вытащил его полумертвого из огненного кошмара и не дал впоследствии утонуть. Эван догадывался, кем именно был таинственный спаситель, но вопросов не задавал, видя хмурое лицо наставника. В гневе Сэн бывал страшен. Но иногда по вечерам они просто беседовали за чашкой чая, и эти моменты принц любил больше всего, потому что тогда он не чувствовал себя одиноким.

Светлоликий был для сына идеалом: загадочным, далеким, непостижимым. Существо иного порядка, могущественное, целеустремленное… жестокое. Его не интересовала жизненная суета, он являлся неотъемлемой частью своих подземелий, но ему там было тесно. Таланты повелителя, как и его амбиции, требовали выплеска за пределы города, а точнее – за пределы мира-ловушки, в котором он застрял почти на целую тысячу лет. Именно к этому лучезарный король и стремился. День за днем, год за годом, век за веком. Было ли ему дело до сына, который не оправдал надежд, оказавшись обычным человеческим мальчиком, а не всеобщим избавителем от наложенных на Неронг чар? Вряд ли. Парню от отца доставались лишь редкие встречи, сухие фразы, а иногда скупая похвала, которая казалась ему чем-то сверхъестественным и потому необычайно ценным. Ради нее он был готов на все, даже на бесчисленные походы в горы, где каждый раз на его глазах заканчивалась в муках чья-то жизнь.