Кто-то вышел на площадку, а затем начал спускаться по лестнице. Скрипнула седьмая ступенька, и я поняла, что это Джорджи. Мы все знали об этой ступеньке и переступали через нее, чтобы не шуметь.

– Тс-с! – прошептала я, когда он открыл дверь.

Но он зацепился бедром за острый язычок замка. Я резко втянула ртом воздух. Дверь задрожала, издав знакомый дребезжащий звук, который не мог не разбудить маму. Если бы она нас застала, то решила бы, что я веду себя плохо. И было бы бесполезно оправдываться, твердить, что я не сделала ничего дурного, что Джорджи спустился вслед за мной. Она мне все равно не поверила бы. Глядя на Джорджи, который прошел мимо меня, направляясь к входной двери, я это понимала совершенно отчетливо. Сначала я пришла в ужас, а затем разозлилась на своего кузена.

– Остановись! – зашипела я, но Джорджи уже сделал шаг наружу.

Он оглянулся и поманил меня за собой. Я бросилась к двери. Я должна была успеть к ней до того, как она громко закроется за Джорджи.

– Что ты делаешь? – прошептала я, осторожно прикрывая за собой дверь.

– Смотрю на луну, – совершенно спокойно ответил он.

– Смотри на нее из окна.

Он пожал плечами и обернулся ко мне.

– Не хочу.

Его голос звучал сонно. Когда он посмотрел на меня, его взгляд показался мне рассеянным и расфокусированным.

Я взглянула на луну, полную и яркую.

– Ты долго собираешься здесь стоять? – спросила я.

– А что?

– Мне холодно.

– Ты меня разбудила, – сказал он.

В этот свой приезд он постоянно был в плохом настроении и много времени проводил в комнате Сэма в полном одиночестве. Он говорил, что читает, но я знала, что Джорджи не любит читать.

– Как я тебя разбудила? Я прошла очень тихо.

– Теа, я всегда знаю, где ты, – сказал он.

– Только Бог знает, где я, – мягко возразила я.

– Он и сейчас нас видит? – так же мягко спросил Джорджи.

Он сделал шаг ко мне. Еще один. И вот уже его лицо всего в дюйме от моего, и я ощущаю его густое молочное дыхание.

– Конечно, – ответила я, хотя уже забыла, о чем мы говорили.

Он коснулся моих волос, затем его рука легла мне на шею.

Мы смотрели друг на друга. Одеяло сползло с моих плеч, мне было холодно в одной сорочке. Я широко раскрыла глаза, так как веки сами опускались. Лицо Джорджи опухло от сна, и его черты казались совсем детскими. И он выглядел таким милым! За время отсутствия тети Кэрри его волосы стали еще длиннее. Сейчас они падали ему на глаза, из-за чего он выглядел в равной мере беспутным и застенчивым.

Он приблизил свое лицо к моему и поцеловал меня в губы. Потом он коснулся пальцами моей щеки и поцеловал меня еще раз, на этот раз раздвинув мои губы своими.

Я понимала, что мы целуемся, но я никогда не видела, чтобы кто-то так целовался. При нас папа целовал маму в щеку. Люди в моих книжках целовались, но такое там не описывалось. Проникший в мой рот язык Джорджи был таким теплым, и это было одновременно странно и чудесно, и удовольствие как будто крылось именно в непривычности.

В моем доме удовольствие никогда не связывалось с чувством вины. А то, что я ощущала сейчас, – напоминающий живое существо язык Джорджи у меня во рту, его знакомое чуть ли не с рождения лицо так близко, как никогда раньше, – все это было истинным наслаждением.

Глава десятая

Дочери Холмсов ожидали меня у двери моего домика.

– Привет, – почти хором произнесли они и завладели моими руками.

Реверансы делать они перестали после первой недели нашего общения. Вместе с ними возле домика стоял мистер Холмс. Сунув руки в карманы, он с веселым видом наблюдал за девочками. Я улыбнулась ему, и он наклонил голову в знак приветствия. Я не разговаривала с ним уже несколько недель, прошедших после Дня благодарения.

Я замечала, как косятся на нас другие девочки. Теа Атвелл с дочками Холмсов и мистером Холмсом впридачу.

Пока мы шли, ему то и дело махали девочки, с которыми я ни разу не общалась: Роберта, Лора Боннелл, Хэтти. Мистер Холмс отвечал им кивками, продолжая держать руки в карманах.

У конюшни я поставила Лютера и Брайта на развязки, и девочки принялись старательно скрести лошадей, останавливаясь только для того, чтобы постучать скребком о стену конюшни, стряхивая шерсть. Брайт был старым черным пони с мудрыми глазами. Я наблюдала за работой девочек и указывала на пропущенные участки. Мистер Холмс старался держаться подальше от обеих лошадей, но особенно от Лютера. Мне это казалось странным – все знали о дурном характере большинства пони и ласковости больших лошадей. Сегодня у девочек было приподнятое настроение. Декка подняла ногу Брайта и указала мистеру Холмсу на его нежную стрелку. Потом она показала отцу, как надо вычищать из копыта грязь. Челка Брайта запуталась, и Рэчел осторожно ее расправила.

Оседлав лошадей, мы повели их к манежу. Мистер Холмс остановился за оградой и наблюдал за нами в позе, которую, похоже, обожали все мужчины, – облокотившись на верхнюю перекладину и поставив согнутую в колене ногу на среднюю.

Мистер Холмс смотрел, как выполняет свое задание Декка. То же самое в ее возрасте делала я. Он с таким интересом наблюдал за дочерью, что наклонился вперед, как будто забыв о своей боязни лошадей.

– Декка, у тебя такие крепкие ноги! – заметил он, когда девочка проезжала мимо, и Декка, польщенная, кивнула.

Немецкий друг моего отца, мистер Бух, когда-то сказал мне, что в профиль я похожа на турчанку. Это сравнение привело меня в восторг. Мне нравилось думать, что я выгляжу, как девочка из далекой страны. Но я скрывала это от Сэма, чтобы он не обвинил меня в тщеславии. Любой девочке необходимо было знать, что она хорошенькая, что она красивая, но она должна была делать вид, что ее это не волнует.

Мне хотелось знать, что думает о моем профиле мистер Холмс. Видел ли он когда-нибудь турчанок? Скорее всего нет.

– Смени ногу, – скомандовала я Декке, которая училась привставать во время движения рысью. – Хорошо, – похвалила я.

Мы выработали свой собственный язык, вернее, девочки освоили мой язык. Пока никто из них не упал, не возникло ни одной опасной ситуации. Учась ездить, я только и делала, что падала, но, к счастью, самыми серьезными травмами были растяжения лодыжек. Но я падала, потому что была сорвиголовой, а за мной никто не следил. Девочки Холмс все время были под присмотром.

– Молодцы, девчонки! – сказал дочерям мистер Холмс.

Декка и Сарабет от похвалы просияли, а Рэчел втиснулась между Деккой и отцом и взяла его за руку.

Декку это возмутило, но мистер Холмс протянул ей вторую руку.

– У меня две руки, – напомнил дочери мистер Холмс, а я подумала о том, что мы с Сэмом были совсем другими, – эти девочки постоянно соперничали друг с другом и беспрестанно, во всяком случае в моем присутствии, старались привлечь к себе внимание отца или идти хоть немного впереди сестер.