Позже девочки стояли в широком коридоре конюшни, возле привязанных к развязкам Лютера и Брайта, и скребли их шкуры, удаляя следы седел. Я стояла в амуничнике, откуда могла наблюдать за ними, и чистила уздечки, стирая с них пот и обрывки травы.
– Девочки всегда это делают? – спросил мистер Холмс.
Я вздрогнула.
– Что вы сказали?
– Прошу прощения. Я вошел без стука. – Он подошел ближе, наблюдая за моей работой. – Девочки всегда этим занимаются?
– Они умеют это делать, и Сарабет отлично справляется с этим, но Рэчел и Декка еще слишком маленькие.
– Настолько маленькие, что не могут почистить лошадь?
– Им не хватает сноровки.
Мистер Холмс кивнул и снова перевел взгляд на уздечку у меня в руках. От него исходил какой-то густой маслянистый запах. Я была большим специалистом по чистке уздечек. Пряжки на моих уздечках блестели, как и налобные ремни. Он издал какой-то звук – вздох? – и опустился на крышку сундука. Я втирала специальную мазь в поводья и ожидала, что он скажет что-то еще. Но ни один из нас больше так и не заговорил. Я видела его боковым зрением, и мне казалось, что он внимательно меня разглядывает. Наше молчание мне даже начало нравиться. Оно было дружеским и непринужденным, но в то же время мы остро осознавали присутствие друг друга.
Мама научила меня заботиться об упряжи, и я знала, как сделать жесткую кожу мягкой, умела продлевать жизнь всего необходимого для верховой езды снаряжения. Я всегда хорошо заботилась о своей упряжи и гордилась этим умением. Это радовало маму, потому что делало меня похожей на нее: мы обе ценили порядок.
Девочки входили и выходили из конюшни. Вошла Леона с переброшенным через руку потником, пропитанным потом Кинга, и, увидев меня, наклонила голову. После нашей ночной скачки она немного потеплела: чаще встречалась со мной взглядом в Замке и едва заметно кивала, проходя мимо меня. Однажды, проходя мимо меня в купальне, она даже пробормотала, что ночная скачка пошла Кингу на пользу. Когда мы закончили ухаживать за лошадьми, мистер Холмс проводил нас до Площади.
– Я уверен, что мы все скоро увидимся снова, – прощаясь, произнес он, и девочки нестройным хором поблагодарили меня за урок.
Начал накрапывать дождь.
Я помахала им рукой.
– Это такая замечательная возможность, – произнес у меня за спиной мистер Холмс, когда я хотела уйти, – для моих девочек. Благодаря тебе они учатся обращаться с лошадьми.
– Не стоит благодарности, – отозвалась я и вспомнила свой первый день в Йонахлосси, отца рядом с собой и незнакомого мужчину – мистера Холмса.
Я была не таким хорошим учителем для девочек, каким была мама для меня. Она всегда знала, что я захочу попытаться исполнить и как перенесу свой вес в седле. Она предвидела, что я потяну за правый повод вместо левого, и знала, как на это отреагирует Саси. Это предвидение превращало ее в невероятно хорошего учителя. Я это поняла только сейчас. Я не могла предположить, что сделают эти девочки, но, конечно же, мама знала меня лучше, чем я дочек Холмсов. Ее предвидение не ограничивалось пределами манежа: она знала, когда Сэм выполнил задание по арифметике небрежно и поспешно и что я вытерла разлитый суп чистым полотенцем. Мама знала все. Но она не знала о Джорджи. Все это произошло прямо у нее под носом.
Я повернула возле Мастерса – очаровательного домика под березовой кровлей – и присоединилась к остальным девочкам, возвращавшимся из манежей. Возможно, мама отправила меня сюда, поскольку была зла на себя за то, что не понимала, что происходит в ее собственном доме. За то, что не знала меня настолько хорошо, как ей казалось. За то, что не вмешалась и не остановила все это.
Меня догнала Сисси, которой не терпелось выслушать рассказ о том, как директор школы наблюдал за тренировкой своих дочерей. Я улыбнулась ей – мне было радостно в окружении других девочек. Я была одной из них. Нам предстояло заскочить в домик и быстро переодеться, но у нас было слишком мало времени, чтобы смыть с себя запах лошадей.
В канун Рождества только я осталась в доме Августы. Даже семья Мэри Эбботт наскребла достаточно денег, чтобы на праздники забрать ее домой. Почти все девочки, оставшиеся в лагере, получали стипендию. Впрочем, у некоторых были свои причины остаться в Йонахлосси: в этом году их родители отправились путешествовать или они жили слишком далеко, чтобы ехать домой на столь короткое время. Именно эту отговорку использовала я, и в моем случае она звучала вполне правдоподобно: Иматла, что во Флориде, действительно находилась очень далеко от конного лагеря для девочек Йонахлосси.
Отбой прозвонили несколько часов назад, но я никак не могла уснуть. Передо мной даже не стоял вопрос, поеду я домой на каникулы или нет. Я знала: разумеется, не поеду. Этим вечером мы пели в Замке рождественские гимны и песенки, наряжали огромную ель. Мне даже удалось избежать расспросов девочек Холмс, потому что все, кто остался, сидели вместе, за одним большим столом, и Холмсы сидели на противоположном от меня конце стола. К концу обеда Декка перебралась ко мне на колени, но она была слишком маленькой, чтобы интересоваться тем, почему я не уехала.
Я услышала снаружи какой-то шум и подумала, что это снова Бун, который не знает, что Сисси уехала домой. Но, конечно же, это не мог быть Бун. Наверняка он сейчас был дома, в кругу своей идеальной семьи, и все они обменивались идеальными подарками.
Кто-то засмеялся, но этот смех показался мне зловещим. И раздался он сразу за моим окном.
Я услышала его снова, тот же самый пронзительный смех, и меня пробрало до костей (одно из маминых выражений), я очень осторожно выглянула из окна и увидела спину девочки, в белой ночной сорочке. Пальто на ней не было, а ее волосы были всклокочены. Она повернулась, и я узнала в этой коренастой девочке Джетти.
Наспех одевшись, я схватила пальто Сисси и выскочила из домика.
– Джетти, – прошептала я, – почему ты здесь?
Я протянула ей пальто, но она помотала головой. Ее глаза остекленели, а в руке она держала бутылку с янтарного цвета жидкостью.
– Мне и без этого тепло, – заявила она. – Мне не нужно пальто.
Я прижала палец к губам.
– Почему? – еще громче спросила она. – Что может случиться?
Я накинула пальто Сисси ей на плечи и отняла у нее бутылку. Она была какой-то заторможенной и не успела воспротивиться.
– Если тебя увидит миссис Холмс, – сказала я, – у нее случится припадок.
Джетти улыбнулась.
– Я просто попрошу Хенни, и она меня выручит. Она любимица миссис Холмс. Они слеплены из одного теста. Верни мне, пожалуйста, бутылку.
Я села рядом с ней.
– Если ты не станешь снимать пальто.
– Договорились. – Она сделала глоток из горлышка, как мужчина. – Теа Атвелл. Твое прибытие наделало столько шума! Кэтрин Хейз рассказывала всем, что ты угодила в какую-то историю с мальчиком. – Джетти, развернувшись ко мне, откровенно меня изучала, окидывая взглядом с ног до головы. Я плотнее укуталась в пальто. – А теперь им нет до тебя никакого дела. Так уж устроен мир.